Призрак Проститутки

«Нет, мистер Кэсл, — возразил Фуэртес, — эти сплетни подкреплены тщательной проверкой. Никто так не интересует гаванцев, как Фидель. Любое мимоходом оброненное слово, внезапное откровение, нюансы настроения — ничто не ускользает от глаз и ушей ближайшего окружения».

«Итак, на основании глубокого понимания сущности Фиделя Кастро и кубинской культуры ты, как я полагаю, готов поделиться со мной своими личными соображениями о том, почему Кастро все-таки согласился принять ракеты, верно?»

«Более чем готов, — ответил Фуэртес. — На мой взгляд, Кастро сделал один неверный шаг и тем самым погубил свою душу. Его исходная позиция была верна: Кубе эти ракеты ни к чему».

«Ты хочешь сказать, — заметил Батлер, — что он согласился, только чтобы отблагодарить Хрущева?»

Фуэртес получил желанную возможность. И прочел целую лекцию. Надо прежде всего понять, заявил он, как безгранично возвышает обладание ядерными ракетами. Кто из лидеров стран «третьего мира» не жаждет их иметь? «Это все равно что переспать с кинозвездой, — разглагольствовал он. — Когда Хрущев согласился убрать ракеты в обмен на клятвенное обещание Соединенных Штатов никогда больше не вторгаться на Кубу, Кастро отнюдь не обрадовался, напротив — он был в ярости. У него отбирали ракеты».

«Да его просто обставили, — заметил Батлер. — Сначала Хрущев врал Кеннеди, потом Фиделю. Хрущев добивается одного: чтобы Соединенные Штаты убрали ракеты из Турции. Белый дом наверняка сделает ему такой подарок. У нас ведь не президент, а тряпка».

«А я слышал, это демократия в действии», — съязвил Шеви.

«Еще бы! Теперь скажи-ка мне вот что: почему мне все время кажется, что ты симпатизируешь Кастро?»

«Я хоть и работаю на вас, но вовсе не обязан перенимать ваши предрассудки. Да, мне нравится Фидель. Он мне симпатичен. Верно! Он, как и все мы, латиноамериканцы, пытается изменить данность. Но есть у него одно отличие. Он настоящий мужчина».

Мой посреднический замысел явно трещал по швам, но трудно было винить в этом Шеви. Не найдя ничего лучшего, я спросил: «Если ты так очарован Фиделем, почему до сих пор не переметнулся к нему?»

«Потому что я ненавижу этих русских. В отличие от Фиделя моя молодость прошла в коммунистической партии. Я слишком хорошо знаю, во что он вляпался. И между прочим, вина за это лежит на всех вас».

Батлер стукнул кулаком по столу, да так громко, что несколько посетителей повернули голову в нашу сторону.

«Ты что, Шеви, до сих пор не научился разговаривать с американцами? Забыл, что надо капнуть маслом на фланельку и только после этого прикасаться к нашим задницам, ласково и нежно? Мне осточертело выслушивать, что не так в нашей стране!»

Моя миссия доброй воли накрылась окончательно. Мы молча допили кофе, заплатили и разъехались в разные стороны. Я вернулся домой, но не прошло и десяти минут, как в дверь позвонили. Это был Шеви.

«Ради чего такой риск?» — поинтересовался я.

Он лишь пожал плечами.

Я налил ему бренди, и Шеви разговорился. Как ему тяжело с Батлером — он, дескать, боится Дикса, ему все кажется, что тот вот-вот кинется на него с кулаками.

«Нестабильная обстановка», — пожаловался он.

«Зачем же ты сам его провоцируешь?»

«Если я промолчу, то перестану себя уважать. А Майами намного хуже Уругвая. Там я всего лишь обманывал тех, с кем мы вместе росли. Здесь я предаю храбрецов».

«Кубинскую разведку?»

Он кивнул.

«Они каждую секунду рискуют головой. Эмигранты, обнаружив их, тотчас раздирают в клочья».

«И ты явился ко мне, чтобы разведка прикончила тебя?»

Он снова пожал плечами, и на этот раз до меня дошел смысл его жеста: абсолютная безысходность и отчаяние. Несет ветер по улице клочок бумаги, ну и что с того — зачем нагибаться и поднимать?

Я подлил ему бренди, и он проговорил следующие два часа без перерыва. Я здорово устал, тем не менее должен сказать вам, Киттредж, мне в голову начала закрадываться мысль, что наш дорогой двойной агент Фуэртес, возможно, трудится на кубинскую разведку с большим рвением, чем на нас. Тот факт, что он явился ко мне домой, не давал мне покоя. Это могло означать не только то, что он безразличен к своей судьбе, но и другое: что разведке известно о его работе на нас. Поделиться этим подозрением с Батлером было моим долгом, и это меня особенно удручало.

Тем не менее я сидел и слушал Шеви. Обязан был. Он все-таки поразительно разбирается в вопросах, от которых у меня голова идет кругом.

А Шеви, выпив достаточно бренди, воспрял духом. Он многое порассказал мне о Кубе. В какой-то момент меня вдруг поразило, насколько это созвучно с тем, что говорит ваш супруг.

«Что можно сказать о стране, — вопрошал Фуэртес, — чья экономика основана на работорговле и сахаре? А ее прочие достижения — ром, табак и бордели. Фирменные сексуальные блюда. Santeria. Когда ты живешь на земле, где ежедневно приходится задавать себе вопрос: „Неужели я так же ужасен, как мои экономические корни?“ — в тебе неизбежно зарождается сверхчеловеческая гордыня — в порядке компенсации. Вот почему Фидель всегда в поисках недостижимого — ищет бриллиант в куче исторического навоза».