Призрак Проститутки

Начну с изложения основополагающих фактов. Моя фамилия Хаббард. Брэдфорд и Фиделити Хаббард приехали в Бостон через семь лет после прибытия «Мэйфлауера», и ответвления нашего клана можно сегодня найти в штатах Коннектикут, Мэн, Нью-Хэмпшир, Род-Айленд и Вермонт. Насколько мне, однако, известно, я первый из Хаббардов, который публично заявил, что семья наша славится не столько своим именем, сколько внушительным количеством адвокатов и банкиров, врачей и законодателей; в Гражданскую войну наша семья дала стране одного генерала, было несколько профессоров, а мой дед, Смоллидж Кимбл Хаббард, был директором школы Сент-Мэттьюз. По сей день о нем ходят легенды. В девяносто лет он садился теплым летним утром в свою одноместную байдарку, делал сотню взмахов веслом в направлении залива Блу-Хилл, затем возвращался. Конечно, сделай дед один неудачный взмах веслом, и он полетел бы в холодную воду Мэна, что могло привести к роковому исходу, но умер он в постели. Мой отец, Бордмен Кимбл Хаббард, известный под именем Кэл (заимствованным от Карла (Кэла) Хаббелла, игрока «Нью-йоркских гигантов», перед которым мой отец преклонялся), был тоже человеком необычным, но столь противоречивым, что моя жена Киттредж, занявшись изучением его характера, написала работу «Двойственная душа». Он был фанфароном и одновременно священнослужителем — могучий дерзкий смельчак, принимавший по утрам холодный душ с такой же неизменностью, с какой другие едят на завтрак яйца с беконом. Каждое воскресенье он посещал церковь и при этом был фантастическим ловеласом. Когда вскоре после Второй мировой войны Эдгар Гувер всячески старался убедить Гарри Трумэна, что нет нужды создавать ЦРУ — всю такого рода работу ФБР-де может взять на себя, — мой отец взялся спасти начинание. Он соблазнил нескольких секретарш, работавших в ключевых отделах Госдепартамента, выудил у них кучу внутриведомственных секретов и сообщил их Аллену Даллесу, который быстро переправил «товар» в Белый дом, придумав историю их получения для прикрытия секретарш. Это, безусловно, помогло убедить Белый дом, что нам необходим отдельный орган, который занимался бы разведкой. После этого Аллен Даллес проникся особой симпатией к Кэлу Хаббарду. «Твой отец никогда в этом не признается, — сказал он мне однажды, — но тот месяц, что он провел среди секретарш, был лучшим периодом его жизни».

Я безмерно любил моего отца, и потому детство мое полно было страхов, волнений, напряжения и внутреннего холода. Я хотел быть для отца средоточием вселенной, а был лишь подмоченным товарцем. Часто я начинал чуть ли не ненавидеть его, потому что не оправдывал его надежд и он редко появлялся дома.

Вот мать у меня была совсем другой. Я — плод брака двух людей, столь же несовместимых, как жители разных планет. Недаром мои родители очень быстро разъехались, а я все мое детство пытался удержать эти две личности вместе.

Моя мать была тоненькой прелестной блондинкой, жившей — если не считать лета, которое она проводила в Саутгемптоне, — в сердце нью-йоркского высшего света, границей которого на западе служит Пятая авеню, на востоке — Парк-авеню, на севере — Восьмидесятые улицы, а на юге — Шестидесятые. Она была еврейской принцессой — с ударением на последнем слове. Но она не могла бы отличить Тору от Талмуда. Воспитала она меня в полном неведении всего, что дорого еврейскому народу, зато я знал имена всех крупных нью-йоркских банкиров с семитскими корнями. Очевидно, мама считала братьев Соломон или братьев Леман возможной гаванью в бурю, если таковая случится.

Достаточно того, что прапрадед моей матери был замечательным человеком по имени Хайм Зилберцвейг (чье имя чиновники иммиграционной службы превратили в Хаймена Зилверстайна). Он прибыл в Америку в 1840 году и, начав с уличного торговца, поднялся до владельца универмага. Его сыновья стали торговыми царьками, а внуки — первыми евреями, поселившимися в Ньюпорте. (Фамилия их к тому времени стала Силверфилд.) Хотя каждое поколение в семье моей матери жило на все более широкую ногу, их расточительство никогда не достигало катастрофических размеров: у матери было столько же денег, сколько первый Зилверстайн оставил своим наследникам, и по крови она была на четверть еврейкой: Силверфилды женились только на благородных гойках.