— Тьфу ты, опять условия… — противница неприлично выругалась, — Что еще?
Она заметно нервничала, то и дело переводила взгляд с пистолета на меня, как будто боялась, что я выбью его из рук, как в фильме. Нет… Это будет лишь жалкой и смешной попыткой, которая вряд ли кончиться удачей. Нож тоже бессилен. Не показывай свою слабость. Будь гордой. Нужно быть гордой. До конца.
— То, что ты мне говорила — это правда? Правда ему было все равно, выживу я или нет? — мой голос чуть не дрогнул, не от страха — от горечи. Она была слишком напряжена, чтобы заметить это.
— Да, если тебя это так волнует. Ему на тебя наплевать. Это уже не имеет значение. — и она задумалась. И тут я увидела. Каким-то невероятным, непостижимым образом. Я увидела все, как бы со стороны. Он несет на руках мое тело, а из раны на пол крупными каплями льется кровь. Его рубашка в крови, его руки в крови. Он бережно кладет меня на операционный стол, и рыжеволосая женщина срезает с меня кусками куртку с того места, где зияет кровавая рана.
— Много крови. Слишком много. Что-то не так? — спросил он.
— Еще не знаю… — сказала она, пинцетом приподнимая лоскут куртки. — Ты запросто мог девочку инвалидом оставить…
Он тяжело упал на диван. Тишина.
— Сейчас простерилизую и буду зашивать... Глубоко, черт побери, слишком глубоко. — она склонилась над моим телом.
— О, Господи. — он побледнел.
— Ладно, очухается. Ты лучше подумай что им сказать, чтобы они ее забрали сейчас…А не то какая разница, что я тут с ней вожусь?.. Кстати, если все пойдет как надо, ее надо будет напичкать снотворным, а то вдруг ненароком в вертолете придет в себя… Ты сильно рискуешь, Франс, очень сильно… Они могут не поверить…
Он долго смотрит на свои руки, переводит взгляд на пол. Он прячет лицо в окровавленных ладонях, а потом вздрагивает.
— Почему он вздрогнул тогда, когда ты зашивала мне рану? — спросила я спокойно.
— Ты произнесла его имя… — мгновенно ответила она. — Откуда ты это знаешь?
— Это уже не имеет значение. — я закрыла глаза.
— Ты знаешь, именно тогда я поняла, что ненавижу тебя! — эти слова она почти прокричала, и нажала курок.
Щелчок и тишина. Я горько улыбнулась. Я поняла одну страшную истину. Истина приходит с последним вздохом, как некоторая компенсация за страдания. Я поняла все. Я поняла, что неведомая сила хранит мою жизнь не просто так. Я поняла суть моего желания и его последствия. Чудом прошедшая анкета, мое зачисление в стройные ряды доблестных колонизаторов темной стороны, чудесные спасения в безвыходных ситуациях и самое главное…
— Закончились патроны… — выдохнула она, — ты невезучая. Не смейся. Тебе же хуже. Вместо легкой смерти тебе придется помучаться.
И тогда она бросила пистолет в снег и ловко выхвалила нож. И словно в замедленной съемке я видела, как он летит к моему сердцу, и как его поглощает тьма.
Между нами стоял он. В черном расстегнутом кашемировом пальто с рукавами три четверти, из его рта валил пар. Он стоял ко мне вполоборота, и его длинные волосы были собраны в хвост. Только некоторые пряди свободно падали на лицо. Он был бледен и тяжело дышал.
Он резко повернулся ко мне спиной и на снег упал нож. Я стояла, прислонившись к холодной стене, и не могла пошевелиться. Он упал на колени, подхватив ее оседающее тело. Я не могла понять, что там произошло. Я слышала лишь тихий женский голос:
— Ну, вот и все… Ты сделал свой выбор... Я… я… люблю тебя... .
Скажи… скажи, что ты меня любишь… Такая любовь заслуживает взаимности… Ты ведь любишь?
— Да. — его голос был тих.
— Наклонись… — прошептала она, и его голова склонилась над ней.
Потом он встал. И на снегу в темном кровавом пятне, раскинув руки, лежала Джин. Она была так же красива, как и при жизни: снежинки, падали на ее темные локоны, а глаза были полуоткрыты, только поразительная бледность лица и неестественно запрокинутая голова выдавали присутствие смерти. Он встал ко мне спиной, и я не могла разглядеть его лица, чтобы понять, что он сейчас чувствует. Но можно было предположить.
— Пойдем. — сказал он не глядя на меня.
Я не шелохнулась. Он сделал несколько шагов вперед.
— Я не собираюсь повышать голос. Пойдем! — он остановился.
На его черное пальто ложилась снежинки. Он встряхнул головой, и устало сказал:
— Не упрямься. Ты же не хочешь тут оставаться?
— Хочу. — спокойно произнесла я. — Если ты ее так любишь, почему ты выбрал меня?
— Ты просто ничего не понимаешь! — он повернулся ко мне. Он с трудом сдерживал себя.
— Нет, это ты не понимаешь! — Я наклонилась за пистолетом. Он напряженно смотрел на меня. Я приставила его к виску. Рука не дрожала.
— Избавь меня от этой комедии. Не нужно пустых демонстраций. Он не заряжен. — он смотрел на меня холодным ничего не выражающим взглядом. Я молчала.
— Не понимаю, чего ты хочешь эти добиться? — он начинал заметно нервничать.
— Дело в том, что это моя вина, что тебе пришлось из нас двоих выбрать меня.
— Что ты…