Призрак сгоревшей усадьбы (СИ)

   На эстраду взбежал полноватый, будто колобок, мужчина с мокрой от пота майкой на спине, пробежал куда-то за заднюю стенку. Максим Викторович в это время стоял полуоборотом к публике, сгрудившейся возле эстрады. Вдруг он поднял микрофон и сказал в него:

   - Раз, раз, раз, - и это разнеслось по всему парку.

   Максим Викторович повернулся лицом к зрителям и сказал:

   - Итак. Третье место разделили между собой пять героев. Второе место достается троим.

   Он называл фамилии, и на эстраду поднялись два мальчика и девочка. Максим Викторович улыбался так, будто вручал подарок самому Сальвадору Дали.

   - А теперь первое место, - возвестил он, - его делят двое.

   И тут он назвал Сашину фамилию. Мы переглянулись.

   - Я никак не ожидала, - прошептала Саша.

   - Иди уже, неожидалка!

   Я даже про Погорелицу забыла. Саша побежала к эстраде, и Максим Викторович назвал вторую фамилию. Я осталась на лавочке совершенно одна. Все стояли вплотную к эстраде. Раздались аплодисменты, а за моей спиной послышалось рычание. Я оглянулась. Вплотную к ограде стоял матерый волк, а рядом с ним Погорелица. Она откинула с лица вуаль и в упор разглядывала меня черными, словно мокрый антрацит, глазами. Обожженный рот кривился в презрительной усмешке. Она будто предупреждала, что встреча будет. Скоро. Я бросилась к эстраде.

   Мы ушли сразу после награждения. Близнецов из парка забрала бабушка, а мы отправились назад, в Татьянино. Ехали без разговоров и быстро. Матвей так устал, что заснул в машине, положив голову на колени сестре. Мы с Сашей разглядывали награду. Это была небольшая статуэтка: на маленькой золотой палитре лежали три кисти разного размера. Ее можно было повесить на стену или поставить на полку на специальной подставке.

   Машина остановилась на том же холме, что и ночью, когда мы ехали с дядей Геной из аэропорта. Жена Максима Викторовича захотела сделать несколько эффектных фото. Мы, конечно, тоже вышли и сфотографировали сверху реку, остров, крышу дома. И усадьбу Погорелицы. Потом я взглянула вправо, где вдоль Дона раскинулись пойменные луга. Колышимый ветром ковыль серебрился под заходящим солнцем. Я подумала, что это будет самый красивый кадр. В это время к воротам нашей усадьбы подкатила белая "Лада". Вышли крестные.

   - Рома еще нет, - сказала я.

   - Нет, - эхом откликнулась Саша.

   ***

   - Как наши собаки, пап? - спросил Матвей, выскакивая из машины.

   Дядя Гена нахмурился, подошел к машине. Я поняла все, взглянув на него.

   - Ром? - спросила я.

   Дядя Гена отрицательно мотнул головой. Мама близнецов охнула, закрыв ладонью рот. Максим Викторович растерянно смотрел на крестного.

   - Не может быть, - выдохнул он.

   Дядя Гена развел руками.

   - Я сожалею, - тихо сказал он. - Слишком много ран. Слишком глубокие. Она проснулась после наркоза, но ненадолго. Когда мы приехали на работу, позвонил Веня. Он ничего не смог сделать.

   Матвей разрыдался и понесся в дом. Мама близнецов сняла очки и вытирала влажные от слез глаза. Максим Викторович оперся о кузов машины и смотрел в землю.

   - Как мальчишкам сказать? Не знаю. - Он отвернулся, часто моргая. - Они нам этого не простят.

   Дядя Гена пожал плечами:

   - Даже не знаю, что посоветовать.

   - Надо взять щенка, - прошептала Саша.

   - Может быть, - дядя Гена взглянул на дочь. - Если хотите, я спрошу Веню. Он же всех собак здесь знает. - Крестный помолчал. - А мальчишкам надо сказать, что она славно сражалась. Больше ничего.

   Когда мы вошли в дом, Матвей плакал, уткнувшись носом в колени маме, сидящей на диване. Тетя Оля гладила его по голове, беспомощно оглядываясь. Первое горе. Его можно только пережить. Матвей ушел к себе, но через полчаса вернулся уже без слез. Он будто стал немного взрослей. А меня не покидала мысль, что собака - случайная жертва. Я давно поняла, что Погорелица не шутит, но смерть собаки окончательно выбила почву у меня из под ног.

   ***

   Тетя Оля не знала, куда пристроить награду. Она повесила на стену над телевизором диплом, а статуэтку поставила на журнальный столик, потом переставила на книжную полку, потом пристроила перед телевизором. Дядя Гена посмеивался, лукаво глядя на жену, наконец сказал:

   - Давай повесим рядом с дипломом. И видно будет и не упадет.

   Награду так и разместили на стене. Мы долго пили чай, обсуждая виденные картины. Утомленные поездкой, мы рано отправились спать. Уже раздевшись, я вспомнила про снимки. Достала смартфон. Мы засмотрелись на фото. Река в солнечных бликах, редкие перистые облака и зеленый остров завораживали. Снимок дома сверху показался скучным. На снимке усадьбы Погорелицы проявился полупрозрачный женский силуэт. Мы переглянулись.

   - Она снова на фото, - прошептала я.

   Саша молча кивнула. Следующее фото сначала показалось великолепным. Река и луг отливали бирюзой и серебром, в реке отражались облака. Снимок дышал покоем. Вдруг я увидела вдали неровную прерывистую линию. Увеличив фото, ахнула: в строгом порядке в сторону Татьянино шла волчья стая. По коже, несмотря на жаркий вечер, пробежал холод.

   - Не может быть, - выдохнула я.

   - Что? - Саша наклонилась ближе и отпрянула, прошептав: - Волки.

   Глава 17

   Пьеса и волки