Спенсер тоже поднимает ладонь и останавливает ее в миллиметре от моей кожи. Я знаю, что ничего не почувствую, но все равно проталкиваю пальцы сквозь его бесплотную руку.
— Как такое вообще возможно? — спрашиваю я, пока мы, словно играя в какую-то игру, пытаемся ухватить друг друга пальцами.
Спенсер вздыхает и опускает руку.
— Это довольно сложно объяснить.
— Но ты попробуешь?
Он не может мне отказать. С печальной улыбкой он оглядывается на дерево позади нас.
— Не согласитесь ли вы, о принцесса, присоединиться ко мне на тайном свидании в запретной башне?
Я смеюсь. Такими словами он приглашал меня в домик с тех пор, как в десять лет я призналась ему, что, находясь наверху, чувствую себя принцессой в башне. Взяв шкатулку, я следую за ним в нашу старую крепость.
Подойдя к лестнице игрового домика, Спенсер галантным взмахом руки приглашает меня подняться первой.
— После вас, миледи.
— Балда, — фыркаю я.
Спенсер обиженно прижимает руку к сердцу.
— Ответь подобающим образом. Например: «Благодарю вас, любезный сударь» или «О, Спенсер, вы такой джентльмен!».
Хихикая, я посылаю ему воздушный поцелуй.
— Мой герой.
Его глаза снова начинают сиять. Он притворяется, что ловит мой поцелуй, и прикладывает его к губам.
— Вполне приемлемо. Можете продолжать.
Поднимаясь наверх, я смеюсь. А открыв люк, вижу, что Спенсер уже внутри — стоит, прислонившись к окну, которое выходит на мою спальню. Он хихикает, когда я оглядываюсь в поисках парня, которого оставила стоять на земле, и показывает на себя пальцем.
— Я призрак, забыла?
Я надуваю губы.
— А еще выпендрежник.
Конечно, от этого его улыбка становится в два раза шире.
— Тебе понадобилось, чтобы я привезла тебя из школы домой, но ты можешь просто взять и переместиться по воздуху в игровой домик?
— Вроде того.
Он отходит от окна и плюхается на наше старое одеяло — не то, чтобы его движение издавало какой-то звук, просто действие выглядит как привычное «плюх». Вместо того, чтобы сесть рядом, я сажусь, скрестив ноги, напротив — хочу видеть его лицо, — опираюсь на руки и терпеливо жду его объяснений. Он опять улыбается. Ему всегда нравилось быть в центре внимания, и сейчас он полностью завладел моим.
— Я привязан именно к тебе, — признается он. — И должен оставаться неподалеку.
Мысль о том, что он связан со мной, вызывает улыбку. Заметив ее, Спенсер подмигивает, тоже довольный положением дел. Он прислоняется к стене домика и переплетает пальцы за головой. После минутного молчания он снова начинает говорить, а я сижу в размышлениях, как он может опираться на что-либо. Хотя я не уверена, что он касается стены или пола, на котором «сидит». Он просто… здесь.
— Не всем удается вернуться, — шепчет он. — И те из нас, кто все-таки возвращается, не могут делать все, что захотят. Духи приходят для определенной задачи. И мы связаны ограничениями, чтобы не отвлекаться от цели. Иначе соблазн бродить по земле и тосковать по своей прежней жизни будет слишком силен.
Помрачнев, он опускает руки на колени и какое-то время смотрит на них, прежде чем взглянуть из-под ресниц на меня.
— На небесах очень даже неплохо, но переход тяжел. Тяга быть рядом с близкими, которых мы оставили на земле… — Он делает глубокий вдох, а затем медленно выдыхает. — Мы не должны возвращаться, но порой душе трудно смириться со смертью.
Я проглатываю внезапно появившийся в горле комок. Я точно знаю, что он имеет в виду. Ведь я тоже не смогла смириться с тем, что его больше нет.
— Иногда незаконченное дело мешает нам принять загробную жизнь. В зависимости от наших мотивов и задач, которые мы хотим выполнить, некоторым предоставляется шанс исправить ошибки или разобраться с тем, что удерживает их на земле.
Мой взгляд падает на шкатулку, лежащую у меня на коленях. Что бы там ни было — это его незаконченное дело. Уэс — его незаконченное дело.
— Значит… ты вернулся для того, чтобы я отдала ее Уэсу, не узнавая, что там внутри?
Его ответ тих и полон вины.
— Это важно.
Меня не должно ранить то, что он вернулся, чтобы исправить что-то с Уэсом. В конце концов, он предпочел показаться мне, а не Уэсу, и у нас действительно ничего незавершенного не осталось. Мы были счастливы и любили друг друга. Но тем не менее, думая об Уэсе и Спенсере, я чувствую ревность и грусть. У них была некая сторона отношений, в которую меня никогда не включали. Связь, которую я никогда не понимала и никогда не была ее частью. Это всегда было обидно, и осознание того, что эта связь соединила их и за пределами жизни, делает обиду невыносимой. Снова они против меня. Даже сейчас Уэс вбивает клин между мной и Спенсером.
— Я знаю, что между тобой и Уэсом не всегда было все гладко, но ты поможешь мне? Сделаешь это ради меня?
В моей груди все сжимается.
— Если я помогу тебе, ты вернешься обратно и перестанешь являться ко мне?
Он кивает, закусывая губу.
Я хочу уничтожить эту шкатулку. Выбросить или опять закопать, чтобы он мог остаться со мной навсегда.
Спенсер догадывается, что у меня на уме.