Тут Кейт и Мэллори могли рассчитывать на помощь Денниса. Полли снова отключилась. Хрустальная мечта матери вызывала у нее тошноту. Даже если она осуществится, дело все равно кончится провалом. «Мне бы твои заботы», — думала девушка. Теперь избавление от душившего ее долга было близко как никогда. Но ждать десять месяцев она не могла, поскольку за ссуду требовалось платить двадцать пять сложных процентов в месяц. Дурацкое ограничение нужно было как-то обойти.
На следующее утро Мэллори вернулся в Лондон. Полли, которая должна была уехать с ним, неожиданно решила остаться и помочь матери «разобрать вещи и навести порядок».
Кейт была недовольна. Она рассчитывала провести с Бенни два-три тихих, полных неизбежной меланхолии дня, представляла себе, что они перебирают вещи Кэри, вспоминая, когда та в последний раз надевала это платье или читала эту книгу. Они бы утешали друг друга и, конечно, немного плакали. Теперь из этого ничего не выйдет. Кейт уже давно догадывалась, что больше любит дочь в ее отсутствие, а теперь убедилась, что только в такие моменты она ее и любит.
Хуже всего было то, что Кейт прекрасно знала, почему Полли решила остаться. Разбор вещей не имел к этому никакого отношения. Конечно, затевать ссору она не собиралась. Пытаться начать разговор о подлинной причине было бесполезно. Даже мнение Полли о погоде удавалось узнать только в том случае, если она сама хотела им поделиться.
Кейт снова вспомнила короткий эпизод в саду, разыгравшийся несколько дней назад между Полли и Эшли Парнеллом. Напряжение чувствовалось даже на расстоянии. После этого Полли впала в транс, замолчала и ушла в себя. Кейт от души надеялась, что ее юная, живая, решительная и красивая дочь не станет тратить время даже на невинный флирт с этим беднягой.
Они с Бенни собирались поработать часа два, а потом выпить кофе. Кейт решила взять на себя кухню и заняться фарфором и хрусталем. И того и другого была уйма, в том числе треснувшего и выщербленного. Полли согласилась заняться двумя буфетами и огромным шкафом, стоявшими в столовой. Там лежало множество салфеток, вышитых подставок и скатертей.
Бенни хотела перебрать постельное белье. Рысью пробегая по лестничной площадке, она увидела закрытую дверь спальни Кэри и поспешно отвернулась. После смерти Кэри она зашла туда только один раз, чтобы застелить постель, выкинуть лекарства и прибраться на скорую руку. Прикосновение к любимым вещам подруги причиняло боль. Красивые китайские вазы и коллекция слоников. Многочисленные фотографии родных и друзей в серебряных рамках. Еще больше таких фотографий было внизу. И роман «Побег от колдуна», который Бенни читала Кэри вслух в ее последний вечер. Все еще открытый на сто семьдесят шестой странице.
— Остановись здесь, — сказала ей Кэри. — Мы почти добрались до моего любимого места — встречи держателей акций с выжившими из ума старыми леди. Оставь его на завтра.
Вспомнив эти слова, Бенни ощутила тоску и одиночество и заплакала. Она забежала в ближайшую спальню и уткнулась лицом в фартук, чтобы заглушить рыдания. Кейт было не до утешения хнычущих старых дев. Кроме того, Бенни не хотела огорчать Полли. Она была уверена, что девочка переживает смерть Кэри куда сильнее, чем кажется. Не все любят проявлять свои чувства публично.
Кейт выдвинула ящик комода, заполненный одними полотенцами. Белыми, крахмальными, безукоризненно выглаженными. На самом дне лежала стопка, перевязанная ленточкой. Тонкие, невесомые, аккуратно заштопанные салфетки. Кейт бережно подняла их и вдруг почувствовала, что на пороге кто-то стоит.
— Ах, Полли… Глянь-ка сюда.
— Угу, — сказала та. — А кофе пить еще не пора?
— Нет. Прошло всего полчаса.
— Я уже закончила. — Полли подошла к окну и посмотрела на безоблачное голубое небо. — Отличный день.
— Чем займешься теперь?
— Предпочитаю остаться внизу.
— Там стоят два огромных ящика со столовыми приборами…
— Я хочу прогуляться.
— Ладно.
— Сказано сквозь зубы. — Не услышав ответа, Полли продолжила: — Я ненадолго.
— Почему бы тебе…
Но дочери уже и след простыл. Кейт хотела посоветовать ей надеть жакет, хотя понимала, что это бесполезно. Дочь чуть ли не с рождения надевала только то, что ей нравилось. Но Форбс-Эббот — это не Лондон. Кейт не хотелось думать, что скажут о девушке за ее спиной. И хихикнут при этом: «Ишь, расфуфырилась…» Смешной архаизм, но им еще пользуются. И прекрасно знают, что он означает.
Полли надела узкую белую безрукавку с большим треугольным вырезом, обнажавшим верхнюю часть груди, и странную юбку из тонких полосок ткани, у которой один край был длиннее другого, но все равно оставался очень коротким. Ткань не была абсолютно прозрачной, но и назвать ее непрозрачной тоже нельзя. На кожаном ремешке висела шитая серебряным бисером сумочка в форме звезды. Странно, но факт: Кейт знала, что мнение деревенских жителей Полли безразлично, и все же ей хотелось защитить дочь.