Призрак в мундире

– Вы знаете, что самое страшное в нацизме? – Майснер поморщился и глубоко вздохнул. – Самое страшное не то, что уничтожаются народы, этнические группы, что проповедуется превосходство одной нации над другими. Нет, самое страшное то, что в головы подрастающего поколения вбиваются догмы, напрочь уничтожающие память о своем прошлом, о реальной истории человечества. Уничтожается не только память, уничтожается культура целых народов. Зачастую это ведь частичка мировой культуры. Помните, как сторонники Гитлера жгли в Берлине на площади книги великих классиков, в том числе и славянских, русских классиков? Это было жуткое зрелище, это было дыхание ада. Нет, не от жара, который исходил от этих костров. От жара восторга немцев, которые приплясывали, как черти, и радовались этому сожжению. Там не книги жгли, там сжигали души немцев. Человеческие души. И в немцах не осталось души.

– Как там у вас прозвучало? – напомнил Сосновский. – Когда я слышу слово «культура», я спускаю предохранитель моего револьвера?

– Да, слова Гитлера, – кивнул Майснер. – Или не Гитлера, но кого-то из его кровожадной шайки.

– Вот в этом вся беда, Карл, – сказал Сосновский. – Полбеды, если бы это сказал Гитлер и Геббельс. Или Гиммлер. Но ведь это слова деятеля культуры, это слова человека из одурманенного народа. Не Гитлер отдавал все приказы, очень многие пытались его приказы предвосхитить и преуспеть в нацизме, понравиться вождю. Вот это уже страшно. Страшно, когда народ помогает тирану быть тираном. А слова эти из самой доходной нацистской пьесы «Шлагетер». Это драма немецкого писателя Ганса Йоста. Она была поставлена в Берлине двадцатого апреля тысяча девятьсот тридцать третьего года, в день рождения фюрера и в его присутствии. Фюреру драма понравилась. И посвящение автора: «Адольфу Гитлеру с любовью, уважением и неизменной верностью» тоже понравилось. Народ сам выбирает себе тиранов, сам их создает. Они продукт потребности обывателя. Злобного, жадного, завистливого. И теперь вся Германия цитирует эти слова Йоста, приписывая их обожаемому фюреру и с готовностью следуя этому его завету, который придумали сами. Так что впереди работы у вас, камрады, очень много. Это борьба не только с Гитлером, не только с его последователями. Это еще и борьба за души немцев.

Шелестов построил следующий участок маршрута. Настоящее положение линии фронта на этом участке он представлял себе плохо. Значит, придется прорываться с боем столько, сколько позволяет горючее в баках бронетранспортера. И нужна ложная цель. Немцы должны думать, что целью русской диверсионной группы является штаб корпуса, располагающийся в районе Ново-Октябрьского. Если прорываться в этом направлении, то преследователи сумеют выяснить у свидетелей, что русские диверсанты расспрашивали как раз об этом штабе. А вот когда кончится горючее, можно будет бросить технику и уходить совсем в другом направлении. Уходить тихо и без шума. Пусть группу ищут в направлении Ново-Октябрьского, пусть прочесывают местность и стягивают туда войска. Огромные лесные массивы тянутся отсюда, от Брянска, до самой Москвы. Лесами можно попытаться добраться до линии фронта и перейти ее в удобном для перехода месте.

Начало смеркаться, когда Буторин снова завел двигатель бронетранспортера, включил фары со щелевыми ограничителями и тронулся. Лесная дорога извивалась, то поднимаясь, то опускаясь в овражки. Фары узкой полосой лизали окружающие деревья. Возникало ощущение, что машина идет по глубокому тоннелю и его стены все больше сжимаются и сжимаются. Всю ночь слышна была далекая канонада, иногда небо на востоке озарялось вспышками красного света. Фронт не так далеко.

На рассвете Шелестов остановил машину и с фонариком спустился к Буторину в отсек.

– Смотри, Виктор, сейчас мы снова выйдем на Калужское шоссе. Движения там в такое время, возможно, и не будет. Немцы по ночам не ездят. Но вот нарваться на засаду во время выезда из леса можем.

– Если не подставляться, то давай проскочим вот по этому овражку. Утром еще туманы стоят. Фары потушим – и с опушки сразу в овраг. Немцы, если они там и есть, увидят нас, услышат, но прицельно стрелять не смогут, да и времени у них на это не будет. Не исключено, что они теперь в засадах и легкие танки могут ставить.

– Точно, овраг выходит к шоссе крыльями, – обрадовался идее Шелестов. – Если они ждут, что мы на севере попрем, так мы на юг отправимся. Нам главное шоссе пересечь. Дальше проще будет и на своих двоих топать.

– Бензина у нас совсем мало, – постучал пальцем по приборам Буторин. – Может, наоборот, по шоссе рвануть, чтобы хоть расстояние до линии фронта сократить? Или разведать населенный пункт поблизости, где можно отбить несколько канистр бензина?