Призрак Збаражского замка, или Тайна Богдана Хмельницкого

Максим не спеша доехал до знакомых Золотых Ворот, купил в кассе Оперы билет на «Ярослава Мудрого» и вышел на оживленную Владимирскую улицу, привычно зафиксировав слежку на перекрестке, на углу и у памятника самого известного украинского композитора Николая Лысенко. До начала спектакля было еще много времени, и левша Максим, держа сумку в правой руке, двинулся к Софийской площади.

Точно ли его преследователи, эти два депутата Самой Верхней Рады с говорящими восточно-украинскими фамилиями, поляки? Услышанный в «Царском селе» краковский польский был для Барыло и Гривны родным, в этом у Максима не было никаких сомнений. Необходимо будет уточнить, от какой партии или мажоритарного округа они избирались в Раду, хотя, по большому счету, это ничего толком не объяснит. Какая-то эта история с бочонками совсем глупая и непрофессиональная. Историк, понимая, что простота хуже воровства, вдруг заволновался. Будет Гривна ждать, пока Максим доедет до Збаража, или решит захватить его прямо в ложе киевской Оперы — это можно было выяснить только опытным путем, а Максим никак не хотел рисковать ларцом Богдана Великого и уж тем более тайной поляны Молний.

Пройдя мимо памятника Ярославу Мудрому, оперу о котором ему предстояло слушать через полтора часа, Максим с трудом заставил себя не сворачивать с Владимирской улицы. Он все же пошел не по той ее стороне, на которой находилось здание в виде уменьшенной копии знаменитого квадратного дома на московской Лубянке. Не хватало ему самому зайти в него и сдаться. Однако обошлось. Максим без приключений вышел на Софийскую площадь, купил у древнего собора букет цветов и положил его к памятнику неистовому Богдану, попросив его о помощи. От гетмана вдруг вылетел порыв ветра, толкнувший его в сторону Андреевского спуска. Максим, собиравшийся повернуть назад, к Опере, подчинился примете-совету и двинулся по Владимирской дальше. Пересекая Большую Житомирскую, историк специально для своих теней спросил стоявшего на перекрестке полицейского, правильно ли он идет к музею Михаила Булгакова.

Проходя Десятинную улицу, Максим мотивированно оглянулся на остановившиеся автомобили и увидел, как один из его преследователей, кажется, главный, что-то говорил по мобильному телефону, подавая своим товарищам специальные знаки, принятые в наружной службе. Историку показалось, что один из знаков означал слово «гасить», то есть брать, и его вдруг с головой окатила волна приближавшейся опасности. Он верил своей невероятной интуиции, доставшейся от деда, отбрасывавшего собак взглядом, и больше рисковать ларцом и свободой не захотел. Наступила активная фаза смертельной игры в кошки-мышки, прятки-догонялки и казаки-разбойники, на кону которой стояли не только ларец великого гетмана с манускриптами Переяславской Рады 1654 года, но и его, Максима Дружченко, жизнь.

Все. Началось.

Максим, стараясь выглядеть спокойным, вошел на Андреевский спуск и остановился у палаток с сувенирами в двухстах метрах от музея Булгакова. Он должен незаметно потеряться, а не сбежать явно, показав этим, что заметил за собой слежку. Пусть его ведут неопытные люди Гривны, которых в случае объявления историка в розыск заменит вся полиция Украины. Максим мельком посмотрел на свой украинский мобильный телефон с украинской сим-картой, вытащив его из кармана, но избавляться от него, конечно, не стал. От слежки уйти всегда можно, но не дай бог два депутата потеряют его вообще. Вот тогда и начнется настоящая охота на неуступчивого москаля. Рановато пока, всему свое время. Которого почти нет.

Потолкавшись у палаток в толпе туристов, слившись с ними в разноцветную массу, Максим вдруг прошел между киосками и быстро направился к стоявшему в глубине небольшого сквера огромному Музею истории Украины. Сделав вид, что идет в музей, прикрывшись деревьями, он резко свернул налево и через несколько секунд уже шел по Кияновскому переулку, очень похожему на доллар. Местные жители называли его набережной Любви, внизу под которой, в урочищах Гончара и Кожемяки, хаотично выстроили свои дома многочисленные завсегдатаи ресторана «Царское село», перенеся это название на свой элитный район.

Максим быстро спустился по ступенькам вниз, почти побежал по незаметной тропинке вдоль Набережной, через несколько десятков метров опять поднялся вверх на Кияновский, не глядя проскочил сквозь два ряда домов и вылетел на пересечение Большой Житомирской и улицы Артема. Остановив взмахом руки только что отъехавшую от остановки маршрутку, историк почти впрыгнул в раскрывшиеся двери и впервые в жизни порадовался тому, что она как очумелая понеслась по киевским улицам. Через несколько минут историк уже входил в вестибюль метро «Лукьяновская», убедившись, что приставленные к нему тени безнадежно отстали.