Призрак Збаражского замка, или Тайна Богдана Хмельницкого

Пока Максим знакомился с кодексом и лихорадочно думал, как поступить, Гривна и Барыло тихо заговорили между собой на волынском диалекте западно-украинского языка, а потом перешли на быстрый польский с краковским выговором, разобрать который мог только поляк или знаток. Максим, в совершенстве владевший украинским и польским языками, только ниже наклонил голову над кодексом, прислушиваясь и стараясь не выдать себя взглядом или движением.

Разобрав несколько быстрых фраз, историк с трудом удержался от того, чтобы не вздрогнуть. Значения польских слов pieniξdze, zabojstwo, ile to biξdzie kostowaξ, ξebu zabiξ, nie, to duξo mala summa, Максим знал хорошо. Председатель и его помощник говорили и том, как узнать у московского историка, какие сокровища на территории Украины он нашел и еще может найти, а потом убрать ненужного свидетеля, мешающего от души раздерибанить две бочки золота, оцененного в звонкую американскую монету, и продолжить грабеж национальных сокровищ Украины.

Когда два депутата начали несколько нервно говорить о том, чтобы поменьше заплатить его убийцам, Максим не выдержал. В ответ на заданный, наконец, вопрос Андрея Гривны, что выбирает Максим — орден или тюрьму, историк выпрямился на высоком кресле и на отличном краковском польском, а затем на чистейшем шевченковском украинском языках четко произнес:

— Fortuna zmenna est. Kto sie wiatr — ten zebra burze. Казала Настя — як удасться. Не для Грыця паляныця.

Договорив, Максим положил на стол перед собой купюру в пятьсот гривен, встал и вышел из ресторана, оставив за столом остолбеневших от его слов депутатов.

Историк впервые за много лет был даже не в ярости, а в бешенстве. Господи, да когда же кончится этот бесконечный дерибан великолепной Украины! Как говорил д'Артаньян и его друг Атос в «Трех мушкетерах»: «Видит бог — я долго терпел!». Сегодня, в субботу 13 марта 2016 года, Максим по-богдановски решил дать в ухо, чи за ухо двум воровским депутатам Самой Верхней Рады, и пошли они со своими угрозами к чертовому батьку! Ну, панове, будет вам дуэль на мясорубках, вы ведь этого очень хотели! Вы который раз ковтаете больше, чем можете проглотить, — скоро шкуры полопаются. А мы этому поможем. Если ноги унесем.

Когда Максим вышел из такси у «Днепра», часы на Крещатике показывали половину четвертого. Интересно, когда его будут брать — сейчас или вечером? Он не должен допустить своего задержания ни в коем случае, и ларец Богдана Хмельницкого не попадет в грязные руки. Историк поднялся в свой номер на седьмом этаже, посмотрел из окна вниз, выругался почти вслух, забрал сумку, спустился в холл не на лифте, а по лестнице и быстро, но не торопливо, вышел из отеля.

Два черных внедорожника с темными стеклами находились там, где стоять было категорически запрещено, — прямо на пересечении Крещатика с улицей Грушевского. Максим был уверен, что джипы-нарушители дежурили у «Днепра» по его душу, хотя, конечно, знал, что правила дорожного движения соблюдались в Киеве условно — кто богаче, тот и прав. Очевидно, опытные Гривна и Барыло прислали своих людей к отелю уже во время разговора с Максимом в «Царском селе».

Дожили! Московского историка в древнем Киеве, матери городов русских, будут арестовывать польские агенты под прикрытием, чтобы вырвать у него тайну чужих сокровищ и украсть национальное достояние Украины! То, что два депутата Самой Верхней Рады были польскими разведчиками, Максим не сомневался ни минуты, как и в том, что у них везде были на содержании свои люди. Историк часто видел в читальных залах архивов Львова, Ровно, Луцка, даже Житомира и Винницы поляков, которые искали документы на недвижимость своих прадедов на оккупированной ими украинской земле.

Вот значит как — панове готовят бумаги на чужую собственность, а польские депутаты в Раде дают им ход и легитимизируют. Дело не на один миллиард долларов. Максим не очень верил, что украинцы позволят шляхте нагло хозяйничать на своей земле, как в былые времена, да кто их будет спрашивать. Недавно он прочитал во львовских газетах, что два полуразрушенных волынских замка были переданы объявившимся из Люблина и Кракова их бывшим владельцам в аренду на сорок девять лет. Впрочем, это было не его дело, следить за польской реституцией на Западной Украине. Богдан говорил; «Кто тронет мою родину пальцем — того я трону саблей». Хотите соответствовать — действуйте.