Призраки

– Я живу здесь уже пятнадцать лет и ни разу до вчерашнего дня не встречал тебя.

Девушка молчала.

– Хорошо. – Подумал я. – Дуэта не получится. Пусть будет соло.

Я попытался сосредоточиться, однако в голове крутились тысячи разных банальностей. Чувствуя, что начинаю тонуть в затянувшемся молчании, я схватился за соломинку и поплыл по течению сумбурных плохо управляемых мыслей.

– Расскажу о себе. Ну, чтобы объяснить, что я не хулиган, не псих и не что-нибудь в этом роде. Можно? – Предложил я, пытаясь заглянуть в её глаза и, не дожидаясь ответа, начал. – Живу на Пятой, в пяти минутах ходьбы от парка. Зовут Роман. Двадцать один год. Учусь в университете, на факультете молекулярной биологии. – Я задумался на мгновение и тут услышал голос Лба.

– В планах – диплом доктора клеточной биологии!

– Не скромно. – Пискнул Грыз.

Я почувствовал недовольство собой (слишком благополучно звучала моя биография) и решил дополнить автопортрет.

– Совсем забыл. – Продолжил я обличительным тоном. – Фамилия у меня крайне несерьёзная: Чудов и, сколько себя помню, все звали меня Чудо или Чудиком. Вероятно, я действительно был им. В детстве, к примеру, мечтал стать волшебником, чтобы уметь превращаться в зверей, птиц, насекомых, дабы бегать с ними по лесам, летать среди облаков, ползать в траве. Мне казалось это намного интереснее, чем ходить в детский сад, мыть лицо и руки, чистить зубы, и совершать прочие человеческие обязанности. Вероятно, сказались гены. Мой отец – учитель биологии в средней школе. В нашей квартире всегда обитала разная живность: черепахи, хомячки, птицы. Это были гости из школьного зоологического кабинета: отец приносил тех питомцев, которые требовали особого ухода: были больны, ослаблены, плохо адаптировались к новым условиям. Я тоже таскал всякую живность с улицы: жуков, гусениц, ящериц домой, в детский сад, а затем в школу. Последнее особенно тревожило моих родителей, так как я часто получал неуд по поведению, а они – не радостные встречи с моими наставниками. – Я сделал паузу в надежде услышать хоть какую-нибудь реплику и, не дождавшись, продолжил. – Моё легкомыслие этим не ограничивалось. К примеру, если в майский день на уроке рисования все рисовали весну, я живописал зиму, потому что летом мне обычно хотелось покататься на коньках, поиграть в снежки. Когда все в школьном хоре пели песню про алфавит, я пел про доктора Фостера, потому что алфавит давно выучил, и мне было скучно его повторять.

В этот момент моей исповеди я почувствовал, что список совершённых мной преступлений, во всяком случае тех, которыми можно было поделиться с девушкой, исчерпан. Я выдохся. К счастью для меня мы подошли к небольшому, похожему на блюдце озеру в центре парка. Оно было полно опавшей листвы и таких же пёстрых, как листья, диких уток. Воды почти не было видно. Девушка подошла к краю берега, присела и, наклонившись, протянула руку к воде. Птицы, до этого момента, спешащие куда-то по своим, птичьим делам, вдруг дружно передумали и, развернувшись, поспешили по направлению к ней. Через несколько секунд с десяток их уже безмолвно и неподвижно стояли полукругом рядом с её рукой, словно ожидая чего-то. Я сделал то же: присел у края озера и коснулся рукой воды, однако птицы даже не пошевелились.

– Ты понравилась им больше. – С удивлением отметил я.

– Дело не в этом. – Ответила девушка. – Просто я теперь понятнее им, ближе.

– Как это тебе удалось? – Спросил я, ожидая услышать о каком-то особом опыте общения с птицами, однако она встала и, как мне показалось, избегая моего взгляда, тихо произнесла. – Это трудно будет объяснить.

Я заметил, что утки вновь пришли в движение, словно вспомнив о своих делах, а девушка подошла к мощному пню, превращённому каким-то деревянных дел мастером в скамью при помощи нескольких реек и гвоздей. Я помнил, что в том месте росло старое раскидистое дерево, но несколько месяцев назад его спилили. То, что от него осталось, напоминало обрубок, а срез казался раной. Впечатление было тяжёлым, но девушка словно не замечала этого. Она протянула руку к чему-то над пнём, погладила, словно невидимый ствол, и вдруг, будто вспомнив обо мне, обернулась. Наши взгляды встретились, и я почувствовал, что она смутилась.

– Я знаю, что дерево мертво, однако, вижу его. Тебе кажется это странным?

– Мне кажется это необычным. – Признался я. – Однако, как известно, человеческие органы чувств имеют ограниченные возможности и потому способны воспринимать лишь небольшую часть информацию из окружающего мира. Это правило, но бывают исключения из правил.

– Небольшую часть информации. – Повторила она. – Верно. Невидимое человеком – океан, видимое – призрачный корабль в нём.