Призраки бизонов. Американские писатели о Дальнем Западе

— Вот его револьвер, — он кивнул в сторону мексиканца и передал длинный шестизарядный «Кольт» со стволом вороненой стали и рукояткой из слоновой кости. — Пустой. Видно, все патроны расстреляны.

Фернли так и впился глазами в револьвер. Потом, не спросясь, взял его у Тетли.

— Что же, — сказал он, повертев его в руках, — сомневаться больше не приходится, а? Если раньше и были какие-то неясности, то теперь все как на ладони.

Тетли следил за ним, пока он рассматривал револьвер, и ждал объяснений.

— Это же револьвер Кинкэйда. Вот, смотрите, — Фернли указал на рукоятку, а потом нам передал, чтобы мы посмотрели. Полное имя Кинкэйда «Лоуренс Лайам Кинкэйд» — было выложено золотыми буковками на рукоятке.

Тетли отобрал револьвер у Фернли и, подойдя к мексиканцу, сунул ему под нос.

— Где ты его взял? — По тону чувствовалось, что уйти от ответа Тетли не даст. Страдавший от боли мексиканец оскалился и затряс головой.

— Если кто-нибудь вытащит пулю у меня из ноги, я вам скажу, — выговорил он.

— Господи, да он никак по-нашему говорит, — воскликнула Мамаша.

— И еще на десяти других языках, — сказал мексиканец, — но на всех только то, что сам хочу. Будьте добры, займитесь моей ногой. Я желаю стоять во весь рост, когда самая потеха начнется.

— Что теперь тебе пуля — другая? — проговорил Фернли.

— Если хочет, чтоб вытащили, так надо вытащить, — сказал Мур. — Время терпит.

Мексиканец оглядел всех нас с той же перекошенной улыбкой:

— Если кто-нибудь одолжит мне нож, я сам управлюсь.

— Не вздумайте давать ему нож, — сказал Бартлет. — Он нож кидать умеет получше, чем многие стрелять.

— Да уж получше, чем эти вот орлы, что правда, то правда, — сказал мексиканец. — Но если боитесь, я даю торжественную клятву: кидать нож не стану. По-хорошему верну его владельцу, вперед черенком, как только управлюсь.

Ко всеобщему удивлению, Тетли-младший взялся вынуть пулю. Лицо его было бледно, и голос звучал сдавленно, когда он это говорил, но глаза смотрели ясно. В душе он все еще боролся за свою идею единственным теперь доступным ему способом. Воображал, наверное, что, если заставит себя сделать что-то очень трудное, это ему зачтется. Он подошел к мексиканцу и опустился на колени, но, когда взял нож, протянутый кем-то из ребят, рука его так тряслась, что он даже начать не смог. Он поднял руку, будто для того, чтобы протереть глаза, и тут мексиканец отобрал у него нож. Фернли поспешно навел на мексиканца карабин, но тот даже внимания не обратил и одним быстрым движением разрезал штанину от бедра до голенища. Нога оказалась мускулистая, здоровенная и совершенно безволосая, как у индейца. Над самым коленом виднелась ранка от пули, с неровным краем, потемневшая, но совсем маленькая; от нее шли вниз узкие, недлинные потеки запекшейся крови. Молодой Тетли, посмотрев на рану, оказавшуюся прямо у него перед носом, встал пошатываясь, — в лице ни кровинки, — и отошел. Мексиканец усмехнулся.

— Любезный юноша, — пустил он ему вслед. — Вот только вида крови, кажется, не переносит. — Потом он прощупал ногу от ранки к бедру: — Пожалуйста, может, кто-нибудь расшевелит костер? А то света мало.

Тетли распорядился, чтоб подкинули хвороста. Он не стал смотреть, выполняется ли его приказ. Он следил за Джералдом, который на нетвердых ногах прошел к опушке, где его вырвало.

Когда костер запылал, мексиканец повернулся, подставил бедро к свету и принялся за работу. Все, не отрываясь, наблюдали за ним. Трудно заставить себя не смотреть на такое, хотя это и неприятно. Мексиканец расковырял отверстие ранки так, что она снова начала кровоточить, и опять начал прощупывать ногу, выше к бедру. Потом, сжав зубы, сделал новый надрез в верхней части бедра. Усмешка застыла у него на лице и стала похожа на оскал, на лбу проступили крупные капли пота. Он немножко передохнул; рана кровоточила пуще прежнего.

— Эх вы, стрелки! — Он с трудом переводил дыхание от боли. Тем не менее, снова взявшись за работу, стал напевать сквозь зубы какой-то мексиканский танцевальный мотивчик. Прервал он пение только раз, ткнув куда-то кончиком ножа так, что нога непроизвольно выпрямилась, а сам не смог удержаться и охнул. Рука у него начала сильно трястись, но он сделал вдох и стал ковырять, обливаясь потом и напевая. Дошло до того, что я не мог больше смотреть, отвернулся и стал глазами искать молодого Тетли. И увидел, что он стоит, опершись рукой о дерево, спиной к костру. Отец тоже наблюдал за ним.

Послышались приглушенные возгласы, и я обернулся. Мексиканец вытащил окровавленную пулю и держал ее, чтобы всем было видно. Потом швырнул ее Фернли.

— Держи, может, в другой раз тебе с ней больше повезет.