Призраки Дарвина

Я тоже потрудился над подарками, хотя сообразил, что они идеально подойдут в качестве свадебных, уже после того, как Кэм сообщила о предстоящем бракосочетании. Я вложил в яркий подарочный конверт контракт. Хотя секретные переговоры продолжались некоторое время, всего неделю назад я подписал соглашение с «Адоб», компанией из Кремниевой долины, о продаже им прав на мою запатентованную программу редактирования цифровых изображений «Имиджплюс». Двое братьев Холл разработали конкурирующий метод под названием «Фотошоп» и собирались запустить этот растровый графический редактор в производство в следующем году, предположительно в феврале 1990-го. Моя разработка помогла им объединить в одном документе пиксельные изображения с векторными, что стало большим прорывом. Это означало, что у молодоженов теперь лежал миллион долларов в банке, и вскоре, если программа станет такой популярной, как мы с «Адоб» ожидали, в нашем распоряжении окажется еще много миллионов. Но что гораздо важнее: хотя программа еще не могла видоизменить мою фотографию и состарить так, чтобы она напоминала мое нынешнее лицо, технология была не за горами. Вскоре я смогу стереть лицо злоумышленника с изображений, чтобы получить паспорт. Возможно, это последняя поездка, в которую Кэм едет одна!

Вторым подарком были два персональных компьютера. Я включил их, набрал несколько слов на своей клавиатуре, нажал еще кнопку, и на экране Кэм внезапно появилось сообщение от меня к ней: «Ты для меня целый мир!»

— Мы связаны по сети Интернет, — объяснил я. — «Ворлд», бруклинская компания, скоро будет продавать доступ к ней обычным гражданам, без необходимости в специальном допуске. Папа вписал нас в их экспериментальную программу. Но пообещай, что будешь пользоваться и телефоном тоже, чтобы я мог слышать твой голос. Попробуй!

Она села за свой компьютер и двумя пальчиками, словно маленькая птичка, набрала какое-то сексуальное сообщение, а я ответил чем-то еще более непристойным, и мы визжали, как поросята, катающиеся в грязи. Жизнь казалась спортивным состязанием, мы оба такие молодые, Земля — шарик на веревочке, и весь мир у наших ног. Мы играем, играем, играем в игры, словно впереди все время в мире и мы можем наверстать те семь лет, которые мой посетитель украл у нас. И как будто маму убили не за попытку установить личность этого молодого человека.

— Супер! — воскликнула Камилла. — Теперь тебе не отвертеться, будешь слать отчеты каждый день или даже час.

— Да хоть каждую минуту!

— Секунду!

— А о чем?

Пока Камилла пыталась идентифицировать личность моего захватчика и его похитителей, от меня требовалось составить список всех иностранцев начиная с Магеллана, которые каким-либо образом могли быть замешаны, прямо или косвенно, в качестве хищника или наблюдателя в истреблении коренных огнеземельцев, будь то селькнамы, теуэльче, хауши, алакалуфы или ямана.

Я протестовал против этой обременительной задачи. Мы же выяснили, кто похитил тех одиннадцать индейцев, включая моего незваного гостя. Морис Мэтр, китобой из Брюсселя. У меня в роду, насколько я знал, ни со стороны отца, ни со стороны матери не было никаких бельгийцев, но тут хоть стоит разнюхать, а вот другие…

Кэм заявила, что действия Мэтра в отношении селькнамов имеют первостепенное значение, но, возможно, он не тот человек, которого мы ищем. Никакой лени и оправданий, подчеркнула она, нам нужен подробнейший список, когда она наткнется на подозреваемых в своем расследовании в Европе, мы продвинемся вперед, одних отбросим, других сочтем более вероятными. В список должен попасть каждый видный европеец, который хоть как-то мог контактировать с предками моего посетителя.

— Что, даже Дарвин?

— «Низкорослые жалкие создания, неблагородные несчастные варвары, дикие животные». Кто написал эти слова? «Дьяволы, беспокойные духи из другого мира». Кто обвинил их в том, что они так завывают с берега, что эти звуки нельзя даже называть членораздельными, кто оклеветал хриплые, гортанные и щелкающие звуки? Кто распространял ложь о том, что они каннибалы, жаждущие съесть собственных бабушек?[1]

Камилла явно подготовилась к любому доводу, оправдывающему автора «Происхождения видов». Несмотря на дарвиновское предубеждение против патагонских индейцев, мне тошно было помещать этого без преувеличения сказать научного героя в компанию маньяков, занимавшихся геноцидом. Но Кэм проявила твердость:

— Фиц, когда детектив пытается раскрыть преступление, выяснить причины акта мести, для него нет априори невиновных. Если у Дарвина были средства, мотивация, возможность, он тоже попадает под подозрение, как бы мы ни любили его труды!

— Ладно, ладно! Но обрати внимание, что Дарвин не может быть моим предком, иначе родители все уши бы прожужжали об этом.