Призраки дома на Горького

Катя все это понимала, но все равно чувствовала в Нюрке какую-то фальшь, хоть знала ее с самого Лискиного рождения. Даже не то чтобы фальшь, а двойное дно какое-то. И все припоминала ей тот случай с пропажей конверта и консервов. Тогда все спустили на тормозах, несмотря на то что Принц Анатолий настаивал на принятии категорического решения по ее поводу. «А с Лиской ты гулять будешь? А кашу ты сваришь? А с ней ты останешься сидеть, когда нам вечером уйти надо? А пол ты вымоешь? Вот то-то и оно, – подытожила Лидка, – не пойман – не вор». Хотя сама прислеживала за кухонным порядком вещей и тихонечко в одиночку оплакивала каждую баночку крабов или чего другого, которые утекали прямо из-под рук. И не то чтобы сильно их жалела, а просто не хотела ворошить семейный покой. Катя тонко чувствовала это напряжение, связанное со злобной и мстительной Нюркой, и уж ей-то в последнюю очередь хотелось доверить эту пока еще скрытую ото всех тайну. У них в деревне всех, небось, глазили направо-налево – такое представление, во всяком случае, было у Кати.

Девочка

Как только закончилась зимняя сессия, позвонил Бок и вызвал к себе на УЗИ, прямо как знал, что Катя только что сдала последний экзамен и уже свободна как птица. На следующее утро они с Дементием заскользили к нему в роддом по еще не убранным и не посыпанным песком дорожкам, чтобы на этот раз узнать точно – у них будет дочка! «Только тонус матки слишком повышен для второго триместра беременности, – сурово сказала Элеонора Львовна, – дам спазмолитики, и вообще хорошо бы лечь на сохранение, чтобы подснять лишнее напряжение и предотвратить гипоксию плода». «Если видно, что это дочка, то это уже никакой не плод, а самый что ни на есть ребенок», – возразила Катя врачу. «Ребенком станет, когда родится, пока в животе – плод», – безапелляционно заявила Снежная королева, насупив брови. Катя от больницы отказалась наотрез – зачем ложиться-то, можно все соблюдать и дома, пообещала она. Элеонора посоветовалась с Боком, и тот разрешил, никаких препятствий он не видел, но наказал быть теперь поаккуратней, без волнений и нагрузок, в общем, поберечься.

Катя внимательно посмотрела на мужа, стараясь понять, насколько его обрадовала весть про дочку, но он казался счастливым и безмятежным, что-то тараторил про имя, которое надо тщательно подобрать дочке, что времени для этого еще полно, но, скажем, имя Варвара ему уже сейчас категорически не нравится, Лариса тоже какое-то дурацкое. «А из хороших какое?» – спросила Катя. «Ленка хорошее, Настю можно, да и Ира тоже вполне ничего…» – «Нет, Ирка не подойдет, это ж смешно совсем, Ирка у нас такая одна», – заулыбалась Катя. Но мысль эта Дементию, наоборот, понравилась, и он всю дорогу домой болтал и болтал на нервной почве, привыкая, видимо, к тому, что скоро их станет трое. Держал Катю за руку и все заглядывал в глаза.

– А я так и знала, что девочка! – обрадовалась Лидка. – Мне где-то с неделю назад сорока приснилась! Прилетела на балкон, ждет, в клюве что-то держит. Подхожу к ней, она не пугается, не улетает, головку так набок наклонила и колечко мне показывает блестящее, вот, мол, смотри, что у меня есть. Колечко оставила, а сама улетела. Так что по всем приметам девочка. – Лидка, самая старшая в семье, но еще не старая, благостная, гордая, пышущая видимым счастьем, прародительница всех Крещенских девчонок, ворковала и журчала, как живой семейный родник. – Девочка – это хорошо, это счастье, у нас такие хорошие девочки получаются! – И она обняла Лиску, которая пришла на кухню в поисках еды. Лиска заулыбалась и что-то шепнула бабушке на ушко.

– Прямо сейчас? Ну пойдем тесто замешивать.

– А если б родился мальчик? – немного взволновалась Катя. – Неужели ты бы его не так сильно любила?

– Мальчик? А у нас мальчики не получаются. Вот где ты в нашей семье видишь мальчиков? Робочка не в счет, он надмирный. Разве что Бонька. – Лидка хлопнула себе по коленке, и из-под стола появился заспанный спаниелька, который в основном сидел только на кухне, хотя старый плед был постелен ему в прихожей под зеркалом, у самого входа, чтобы, так сказать, оберегать и охранять любимых людей. Но то, что Бонька был охотничьей собакой, в расчет никто не брал – если ты собака, должна охранять. Мнение по поводу своей работы у Боньки было абсолютно другое – он был спутником, другом и даже, если хотите, собеседником. Он просиживал свою недлинную собачью жизнь в основном у Крещенских на кухне, у очага, у еды, вслушиваясь в разговоры людей и к своему взрослому состоянию прекрасно понимая многие слова и даже предложения. Особенно интонацию. Вечно воркующую Лидку Бонька обожал – она была пищевой богиней! В каждой комнате у нее были тайнички с сухариками для любимой собачки. О том, что сухарики, помимо Боньки, любят еще и тараканы, часто вылезающие из мусоропровода, она и не думала – главное, чтобы Бабасик – так ласково называла она его – был доволен.

Серьезный разговор. Роберт с Бонькой