Призраки дома на Горького

Катя говоряще пожала плечами и кивнула, что да, мол, конечно, в экспедиции, очередные богатства для страны ищут. Лидка глубоко вздохнула, села напротив внучки, источая запах хорошо прогнившего мяса, и стала растирать опухшие колени, сняв с них компресс с каким-то новым чудодейственным модным средством от всего на свете. Катя не сдержалась, поморщилась. Запах был неистребимым, въедался в ноздри, и открытая форточка уже не помогала.

– Н-да, вонища страшная, знаю, – стыдливо улыбнулась бабушка. – Но поймешь меня, когда будешь в моем возрасте. Я ж еще побегать хочу, а колени не дают… Принц по большому блату достал; говорит, специально для космонавтов изобрели. Хотя название у этой жижи какое-то несолидное, из трех букв… И, честно говоря, не думаю, что они там в космосе могут этим пользоваться, помрут от вони да вдобавок всех инопланетян распугают!

Лидка стоически терпела и вонь, и боль в ожидании результатов, обещания от этого телячьего экстракта были грандиозными, практически панацея. Уж если все органы лечит, то коленкам уж точно поможет, надеялась Лидка.

– В общем, подумай, как ее разговорить, а выговориться ей точно нужно, вижу. Родители ее, конечно, совсем забросили. Взрослая она, все понимаю, но как же без опоры все время девку оставлять?.. Неужели не чувствуют? Сама себе хозяйка – это хорошо, но что-то с ней все-таки не так. Стала какая-то забитая, пугливая, тревожная и все копит и копит в себе страхи, первой даже заговорить боится. А раньше как пела звонким голосочком, как звенела, сколько радости излучала! Двадцать лет – и на тебе, глаза как у мороженой трески, мятые какие-то… Начинается самое интересное, все впереди, а настроя уже нет, что бы там ни случилось, удар-то надо держать. В общем, надо ей как-то помочь, проблемы-то, скорей всего, на любовном фронте, иначе никак… Гелий, что ли, чудит? – Лидка пристально посмотрела на Катю взглядом, требующим ответа.

– Наверное, даже скорей всего… Короче, да… Я ей посоветовала его бросить, – выдохнула Катя с привкусом какой-то детской беззащитности, тем самым нарушив свою клятву никому ничего не говорить.

– Ясно. Завел новую… Да таких Гелиев как говна за баней! У моего возраста есть все-таки свои плюсы – пусть я вблизи стала хуже видеть, зато козлов чую на расстоянии, – со знанием дела сказала Лидка, но Катя отвела глаза и пошла от греха подальше заваривать чай. Включила радио погромче, чтобы постараться отвлечь бабушку от темы, – артист Юрий Каюров громко и с явным напором и выражением читал брежневскую «Целину».

«Если вернуться к бытовым неурядицам, – читал он, подбавляя в голос металл, – какие встречались на целине в пору ее освоения, то уж они действительно были временными. Не понимали этого только себялюбцы, – на этом слове он сделал ударение, а после – говорящую паузу, – не желавшие пальцем шевельнуть для общего дела. Про таких метко говорят в народе, что они – ни папе, ни маме, ни нам с вами».

«Ни себе ни людям, говорят», – мысленно поправила Каюрова Катя, а заодно и дорогого Леонида Ильича Брежнева.

– Да выключи ты дребедень эту, иди сядь… Или ты совсем не хочешь об этом разговаривать? – позвала Лидка.

Да, тема Иркиных открытий, потрясений и любовных проблем совершенно не радовала Катю. Признаваться в том, что произошло между ними на самом деле, Ирке абсолютно не хотелось, да что там – не хотелось, она бы просто постеснялась откровенно все рассказать. А Кате было непонятно: предположим, даже если Гелий ей изменил – и что теперь? Ложиться умирать? Глупость какая-то. Да плюнуть и растереть! Сколько еще таких Гелиев у нее в жизни будет! Нельзя же так по-детски к этому относиться! Может, это Ирке просто почудилось или вообще было враньем, чтобы потом посмеяться.

– Поесть мне захотелось, у нас что-нибудь осталось? – спросила Катя, пытаясь окончательно сменить тему разговора и выманить Лидку с насиженного места.

– Ты ж только что пообедала! – удивилась Лидка и на поводу у внучки не пошла. – Зачем так разжираться, мать моя! Положение положением, но будь добра следить за собой! Вон яблочко поди помой – и хватит пока с тебя! А то после родов не соберешься.

На следующий день вдруг из Канберры, из самой Австралии, позвонила Алена, все недели их отсутствия с международной связью было совсем плохо, вернее, ее не было вовсе. А тут на тебе, раздался вполне человеческий звонок, не тренькающий или заикающийся какой-нибудь, а вполне нормальный, будто звонили с соседней улицы. Лидка подняла трубку и сначала даже застыла от удивления, услышав далекий голос дочери:

– Мамуля, але, ты меня слышишь? Але! Але! – Голос то приближался, то затихал, почти исчезая, то начинал слегка побулькивать, то становился слишком громким и угрожающе шипящим. – Как вы там? Здравствуй! Заволновалась что-то, давно вас не слышала, не видела. У вас все хорошо? Как Катюля? Как Лиска? Ты сама как? – она задавала вопросы, даже не думая дождаться ответа.