– Рада слышать вас, Наталия Борисовна, я вас помню, несомненно, помню… Катюля сейчас в институте, будет только после пяти, – сказала Лидка холодным голосом и сразу же вспомнила эту въедливую стерву с низким задом и непропорционально маленькой головкой, эту востроносую воблу с кукишем вместо прически и разъехавшимися глазами. Красотой она, бедняжка, не блистала и не блистала вообще ничем, разве что знанием периодической таблицы Менделеева. А еще она всегда щурилась, когда говорила с родителями бедных школьников, и глазки ее превращались совсем уж в щелочки, Лидка вспомнила почему-то именно это ее свойство. Ей довелось пару раз пообщаться с классной, когда Алена с Робочкой были в отъезде, так вот, у той была манера разговаривать так, словно она каждого ученика, независимо от того, отличник он или двоечник, подозревала в чем-то непристойном. Прозвище ей дети и дали соответствующее, под стать их к ней отношению – Натаха-какаха, потом имя Натаха как-то само собой отпало, а она так и осталась ходить Какахой.
– Я, к сожалению, перезвонить позже не смогу, мне надо еще двадцать пять человек предупредить, поэтому сообщаю вам, э-э-э-э… А с кем, кстати, я говорю? – вдруг спохватилась она.
– Это Катина бабушка, Лидия Яковлевна.
– Очень приятно, Лидия Яковлевна, – нагло соврала Наталия Борисовна, – тогда вот эту информацию вам придется передать вашей внучке самостоятельно и лично: похороны Ирины Королевой состоятся послезавтра, в пятницу. В девять утра от школы будет организован автобус, который отвезет всех желающих на прощание на кладбище. Передадите? В эту пятницу, запомнили? Девочки вроде как дружили, Катерина должна об этом событии знать. Хотя хоронить таких людей на кладбище не положено. Понимаете, о чем я? – И, не дав опомниться, быстро попрощалась и моментально повесила трубку.
Лидке понадобилось время, чтобы хоть немного постараться прийти в себя, она даже не вполне еще осознала, что именно произошло. На дворе у какой-то машины громко заорала сигнализация, эти истошные звуки в последнее время стали привычным городским фоном. Похороны? При чем тут наша Ирка и чьи-то похороны? Лидка все никак не отдавала себе отчет в том, что сказала ей сейчас эта бесчувственная тетка. При чем тут Ирка?.. С Иркой вообще никакой связи быть не может. Ну не может быть такое, это точно ошибка… Лидка сидела у телефона с трубкой в руках, все еще не решаясь ее повесить, чтобы вконец не обрубить ту мизерную возможность какой-то ошибки, которая, как ей казалось, могла оставаться, пока этот страшный разговор еще не закончен. Трубка безлико и раздражающе гудела, Лидка нашла в себе силы и положила ее дрожащей рукой на телефон. Потом спохватилась, открыла телефонную книжку и набрала Лену, еще одну Катину школьную подругу, с которой пути хоть давно и разошлись, но на горизонте она все еще иногда маячила.
– Леночка, здравствуй. – Лидка сама не узнала своего голоса, так глухо и безжизненно он зазвучал. Лена же Лидию Яковлевну признала сразу и, не дожидаясь вопросов, рассказала все, что знала сама, выспрашивать не пришлось. Подробностей не было ни у кого в классе, по слухам, Ирка просто пришла к своему молодому человеку на съемную квартиру, а минут через десять, громко распахнув дверь его балкона, бросилась с шестого этажа. Умерла мгновенно, не дождавшись скорой. Родители на этот раз были в городе, приехали, бедные, увидели огороженное милиционерами место, обоим стало плохо. Началось разбирательство. Больше ничего пока не известно. Какой-то ужас, добавила Лена, Ирка не могла так поступить, это совсем было не в ее характере. Все, что угодно, но только не это.
«Наверное, поэтому химичка и сказала, что “таких” не хоронят… Бедная девочка, как же было можно так с собой поступить? С собой, с родителями, с Катюлей, со всеми нами… Какое безмерное несчастье… А как ей шла жизнь! Как она умела прекрасно это делать раньше – жить! И вот на тебе… Наверное, была слишком уж веская причина, ведь от жизни надо получать удовольствие, иначе она теряет всякий смысл. Видимо, смысл жизни в эту минуту был утерян и у нее не хватило сил дождаться следующей…»
Лидка так и осталась сидеть на кухне около самого телефона. Сидела отрешенно, не могла встать, чего-то, видимо, ждала. Чего? Найти в себе силы, чтобы пойти заниматься домашними делами? Сил не было и в помине, ноги словно отказали, ей и пошевельнуться было трудно, застыла как муха в янтаре. Или ждала, что раздастся еще один звонок о том, что все это чудовищная ошибка, что Ирка жива, просто в больнице и в скором времени поправится или что вообще это была совсем не она, а все это сон, страшный сон. Или кто-то посоветует, что ей теперь делать, даст инструкцию по выживанию выживших, тех, кто ее любил, а теперь осиротел.