Призраки дома на Горького

Девочки закивали, захрустели тостиками с сыром, стали раскладывать по тарелкам дефицитную колбасу и небольшие кусочки курицы, тщательно подбирая с блюда отваливающиеся комочки панировки. Снова повисла тишина под чавканье и приглушенный голос Ульянова. Слов было не разобрать, никто и не пытался, каждый думал, как сказать Кате, и каждая минута, откладывающая это известие, казалась жизненно необходимой.

Тишина была недолгой. Молчание прервал стук брошенных на тарелку приборов и Тяпочкино рыдание. Она все время, с самого Катиного прихода сдерживалась что было сил, но сил у нее не было вовсе… Потом вдруг ее чуть повело, глаза заволокло слезами, пальцы ослабли и выронили звонкую вилку с наколотым куском финского деликатеса. Она огляделась, словно увидела всех впервые, и громко зарыдала, обхватив за шею сидящую рядом девочку. Та от неожиданности вскочила, опрокинув тяжелый стул, который с грохотом и звоном задел целую батарею стоящих сзади на полу оранжевых бутылок фанты.

– Господи, да что такое-то?! – почти закричала Катя. – Вы мне скажете или нет?

Дементий подскочил к жене и обнял ее, пытаясь заслонить от новости, которую она сейчас услышит, а Лидка явственно зашипела на Тяпу.

Принц, поняв, что тянуть больше нельзя, что и родителей рядом нет, а девочке в голову может прийти все что угодно, произнес:

– Ирки Королевой больше нет… В пятницу похороны…

Тяпочка завыла и, пытаясь заглушить нечеловеческие звуки, закрыла рот пухлыми ручками, издавая еще более страшные захлебывающиеся всхлипы, и быстро пошла прочь из комнаты, натыкаясь по дороге на все, что попадалось на пути.

Катя остолбенела, смысл слов, сказанных Толей, она не очень-то сначала и поняла. Сами слова, конечно, знала, но то, как они прозвучали все вместе, просто не восприняла. За столом повисла тяжелая пауза, все разом онемели. Лидка быстро обняла внучку, отняв у мужа, закрыла руками, словно крыльями, и стала шептать, быстро, горячо, горько и очень тихо. Она знала: тише скажешь – глубже достанешь… Шепот этот предназначался только Кате одной, никому больше.

– Солнышко мое, так случается в жизни, Бог отнимает самых дорогих и самых лучших, забирает к себе по какой-то причине… Ирка наша была как бабочка, летящая против ветра… Вот и унесло ее. Ей уже хорошо там, ее теперь ничего не связывает с этим миром, а нам надо выстоять, пережить эту страшную потерю. Уходить гораздо легче, чем оставаться. Ей хорошо, это нам плохо… Сколько радости она нам принесла… сколько счастья… А даже ушедшее счастье счастьем остается. Оно с нами навсегда и останется. – Катя зажмурилась, лицо ее исказила гримаса, и она беззвучно заплакала. – Я с тобой, деточка моя, мы все с тобой…

Все зачем-то встали вокруг плачущей девочки, каждому захотелось поддержать ее, обнять и успокоить, насколько это было возможно. Только Тяпочка заперлась в ванной, чтобы выплакаться в гордом одиночестве, хотя выплакаться до конца у нее все равно бы никак не получилось.

Первое детское горе

– Как? Как это случилось? – почти беззвучно спросила Катя. Дементий почти насильно усадил ее и встал рядом.

Лидка умоляюще посмотрела на подруг, сил рассказывать про бедную Ирку уже не хватило.

– Она покончила жизнь самоубийством… Бросилась с балкона… С шестого этажа. Но, видимо, не мучилась, умерла мгновенно, – тихо сказала Веточка. – Сегодня позвонила ваша классная руководительница и сообщила это Лидочке. Похороны в пятницу. Никаких подробностей больше нет.

Веточка опустила вуалетку на глаза, чтобы не так видны были слезы, но разве можно было спрятать их под сеткой? Глаза ее блестели, словно в них закапали масло, и она аккуратно вытирала их тонким пальчиком в ажурной перчатке.

Катя сидела опустошенная и оглушенная первым по-настоящему большим горем, случившимся за ее пока еще короткую, почти детскую жизнь. Смерть прабабушки Поли была не совсем в счет, та уходила долго, годы, все отдаляясь и отдаляясь от разумной жизни, теряя связь с родными людьми, наработанными привычками и любимыми местами. В конце концов однажды перестала узнавать своих, стала жить детскими фантазиями, не возвращаясь в действительность, совершенно обрушив все накопленные отношения, полностью уйдя от реальности, а вскоре и из жизни. Ухода прабабы не то что ждали, а давно были к нему готовы, она мучилась, изматывая свою потрепанную физическую оболочку, которая только и напоминала о ее существовании.