Призраки Гарварда

– Эрик был чудесным, – продолжала та. – Столько страсти. Он не боялся браться за большие идеи. Прочие студенты хотят браться лишь за те задачи, к которым заведомо сумеют найти решение. Их работа – средство достижения цели, вернее, отличной оценки. Ваш брат был иным. Он всей душой бросался к неразрешимым вопросам, исполненный истинного стремления к открытиям. Ни один из вызовов, которые я ему предлагала, не был для него слишком велик. Он подавал такие надежды.

– Так что же пошло не так?

Свет сменился зеленым, и Прокоп спешно пересекла авеню. В уголках ее губ снова залегло напряжение.

– Он забыл главное правило: говорить должны только доказательства и данные, вопросы должны задавать только цифры. Нельзя отправляться на охоту за другими измерениями. Они по определению изворотливы и неуловимы. Если будешь преследовать собственные интересы, отравишь весь процесс.

Кади поспешила следом.

– Вы думаете, он искал нечто конкретное?

– Я не знаю, что он искал. Он позабыл про изначальные цели проекта и отклонился от курса. Буквально на глазах труды, которые имели все шансы стать гениальными, превратились в посмешище. Я пыталась с ним говорить, но он отказывался слушать. Мою конструктивную критику он встречал с огромным подозрением, которое, как я позже поняла, диктовала его паранойя. Это не его вина, разумеется. Полагаю, болезнь взяла свое. Она сказывалась на всем. Поэтому мне пришлось освободить его от обязанностей лаборанта.

Они добрались до входа в метро, стеклянного купола со ступеньками и эскалатором под землю. Кади метнулась на него первой, чтобы задержать Прокоп еще немного. Спускаясь в темноту станции, Кади задала еще несколько вопросов:

– Что, если он пытался найти объяснение феноменам, которые с ним происходили?

– Происходили каким образом? Психологически?

– Или, не знаю, субанатомически? Что, если он подключался к другому измерению?

– Я не понимаю, о чем вы спрашиваете.

– Его заболевание. – Кади споткнулась, сходя с эскалатора спиной вперед. – У него случались приступы наваждений, паранойи, может, галлюцинаций, голосов. Ему диагностировали шизофрению. Но, может, он искал иной ответ.

– Есть вероятность, что он так считал, но тогда бы ошибался, это само по себе наваждение. – Профессор попыталась ее обойти, но Кади осталась рядом.

– Но вы же сами сказали про отпечатки другого времени, свернутое кольцами пространство-время. А если то, что ему слышалось, было отголосками голосов, звучавших в том же месте, но в прошлом, как резонанс от струн другой эры?

Прокоп раздраженно качнула головой:

– Нет, нет. Вы экстраполируете и искажаете мои слова. За всем этим стоит самая настоящая квантовая механика, которую вы попросту не понимаете. Я объясняла, что мы неспособны зафиксировать никакое другое измерение.

– Но что, если один человек смог?

Или два.

– Невозможно. Прошу, позвольте, мне нужно идти. – Прокоп скользнула мимо, приложила проездную карту и толкнула турникет.

– Еще минутку. – Кади перепрыгнула его, чтобы не отстать.

Станцию постепенно заполнял низкий, похожий на подступающую грозу гул.

– Поезд подъезжает.

– Откуда вы знаете, что человек не может почувствовать другое измерение? – перекричала грохот Кади.

Баньшиподобный вой и скрежет состава не позволил продолжить спор, Прокоп разочарованно покачала головой. Когда звук смолк, она коснулась плеча Кади и произнесла:

– Ваш брат обладал гениальным умом, который поглотила болезнь. Не следуйте за ним тем же путем, он ведет в никуда. Поэтому мне пришлось его отпустить. Советую вам поступить так же.

Прокоп скрылась в вагоне, оставляя Кади в толпе стремящихся протолкнуться как туда, так и обратно тел. Когда поезд тронулся с места и платформа наконец опустела, Кади все еще оставалась стоять, равнодушная к предупреждению профессора. Все это не могло быть одним лишь наваждением. Откуда бы ей взять имя Билхи? Представить Нью-Мексико? Читать книги, которые она никогда не открывала? Кади подключалась к чему-то, некому измерению в этом кампусе, где искажалось время.

И его нельзя было терять.

Глава 17

Если бы Кади мыслила трезво, она бы, вероятно, пожалела, что утратила самообладание в разговоре с профессором Прокоп, однако трезво она не мыслила. Ей казалось, будто в голове бушует гроза с молниями и каждый жгучий вопрос подсвечивается краткой вспышкой, прежде чем смениться следующим. Слышал ли Эрик те же голоса, что и она сейчас? Пытался ли объяснить их в своем исследовании множественных измерений? Или Кади в этом одинока?

Но она не могла спросить Эрика о голосах, которые он слышал – если вообще слышал. Его голос был для нее потерян, и, как сказала профессор Прокоп, вселенная всегда будет хранить тайны. Два голоса, которые слышала Кади, и правда звучали, будто явились из разных эпох Гарварда – это было понятно из отсылок, музыки, устаревших описаний ее кампуса. Словно время свилось кольцами, прошлое наложилось на настоящее, и раздалось эхо иной эры.