Призраки Иеронима Босха

Книгу эту он бросил на пол и отошел от нее с видимым отвращением, а брат Эберхардус вынул уголек из жаровни и принялся чертить на полу круг. Уголек крошился, круг получался неровный, но уж как вышло – так вышло. Затем он сел на полу возле самой черной линии, развернул платок, раскрыл книгу и поднял голову к брату Ангелиусу.

– Ты уходи, – сказал он. – Незачем тебе в этом участвовать. Есть вещи, которые ты выдержать можешь, и есть вещи, перенести которые тебе не под силу. Нечестно было бы заставлять тебя участвовать в них.

Брат Ангелиус молча положил ладонь на голову брата Эберхардуса, а потом оторвал руку, повернулся и вышел.

Эберхардус посмотрел на странные буквы, складывающиеся в странные слова, закрыл глаза и начал вспоминать. Сначала ничего не происходило, кроме темноты и молчания, но потом из молчания донесся голос брата Сарториуса, заклинающий на все лады: «Приди, приди!» – и в темноте вспыхнули красным те самые буквы, только теперь Эберхардус понимал их значение. Зелье Иуды, которое варилось для него в ожидании его смерти, сделало его более прозорливым.

Он созерцал эти буквы, горевшие перед его глазами, и вдыхал запах серы, становившийся все сильнее, а когда открыл глаза, то увидел, что вокруг него кишит крошечное воинство. Малютки-рыцари верхом на конях и пехотинцы, и простолюдины с камнями и палками, и бешеные собаки, и злобные женщины, и странные демоны, одетые в кору деревьев и истыканные палками, и ножи, застрявшие в отсеченных ушах, и мыши со вспоротыми животами, в которых кишели совсем крохотные людишки, – все это хлынуло из пустоты и собралось в круге, очерченном угольком из жаровни.

Там, внутри круга, становилось все теснее, потому что существа все прибывали и прибывали. В конце концов они уже становились друг другу на головы, и целая колонна слипшихся между собой, дерущихся, визжащих, кричащих, царапающихся и кусающихся существ выросла посреди комнаты.

Брат Эберхардус с трудом захлопнул книгу, и только после этого приток существ прекратился. Но все они теснились, подпирая потолок, и готовы были разорвать друг друга.

Еще несколько минут брат Эберхардус смотрел на них, улыбаясь все более широкой и все более горькой улыбкой. А потом протянул руку и стер часть линии, прочерченной угольком.

Колонна обрушилась, и тысячи ног, щупалец, копыт, шипов, сапог, пяток, колес, кувшинов и стеклянных колб пробежались по Эберхардусу. Он был еще жив, когда последнее создание скрылось за дверью, и только после того, как облако серы опустилось из-под потолка и накрыло его, словно покрывалом, испустил дух. О том, что случилось с Эберхардусом потом, никто не знает, потому что он попал не на картину мастера Иеронимуса, а туда, откуда большинство людей никогда не возвращалось.

Огромное потустороннее войско вытекло из обители и помчалось по улицам города, сметая на своем пути все, что ни попадалось: и прилавки с товарами, и людей, и какие-то горшки с корзинами. Притом каждое из этих крошечных существ быстро начало расти, они как будто питались свежим воздухом да волей. Поначалу их вовсе не было видно – горожанам эта призрачная армия представала как бешеный ветер, как вихрь, внезапно, ни с того ни с сего, пронесшийся по городу. Но когда они выкатились за ворота, то начали обрастать плотью. Малютки их кони стали рослыми конями, пики и мечи – огромными и смертоносными, способными пронзить взрослого мужчину; и все остальное тоже сделалось обычного размера – насколько вообще можно говорить об «обычном размере», когда речь идет о демонах. Впрочем, некоторые демоны были человекообразны, другие – зверообразны, поэтому какая-то соразмерность обычным земным существам в них наблюдалась.

Воинство это прибыло к Гервину ван дер Зее как долгожданное пополнение, и он, все так же отрешенно, принял и эту помощь, даже не спросив, кто прислал ее.

Брат Ойле ликовал и веселился, хлопая себя по бокам руками, словно птица крыльями, он крутился на месте и кричал от возбуждения, но никаких внятных человеческих слов в этом крике разобрать было невозможно.

С этим воинством брат Январь выиграл еще несколько сражений и на несколько дней занял город Антверпен, но затем началась эпидемия. Говорят, на ноге одного из новых его сподвижников разбилась стеклянная склянка. Произошло это, когда тот выходил из кабака и споткнулся; упав на мостовую, он и разбил свою склянку, и тотчас рана на его ноге обнажилась, и оттуда выбежали мириады крошечных заразных болезней.

Поначалу невидимые, они разбежались по домам, проникая в кувшины с водой и в хлебы на столе, они заползали в волосы и складки одежды, и вот уже один человек, и пять, и десять, и сто начали кашлять и падать, сраженные жаром. Повальная хворь потекла по землям Фландрии, не разбираясь, кто вышел на поле, чтобы встретить Господа, а кто – ради того, чтобы Господа скрыть от людей.