Вопрос был риторическим, никто из находящихся в комнате и не подумал отвечать. Выражение лица Эми не изменилось, такое же подобострастно-сосредоточенное, как и на протяжении последнего получаса. Гош смешно изогнул брови, стараясь свести концы невероятной гипотезы. Дмитрий догадывался, куда клонит профессор.
– Псионник умер. Его «я» уничтожено. Но энергия? Она никогда не исчезает. Представьте кучу мыльных пузырей, невидимых и неосязаемых. Коконы энергии мёртвых специалистов. Проткни его, залезь внутрь. И полный арсенал вооружения готов служить новому хозяину, ведь специалист при жизни мог установить контакт с любым призраком или человеком, – грустно закончил профессор.
– Не нравится мне ваша теория, – буркнул Гош, – можно и ядерный реактор проткнуть и посмотреть, какой комплект вооружения вылезет на свет божий.
– То есть вы хотите сказать, что мы имеем дело с блуждающим перевёртышем. То он обычный блуждающий, то… пси-призрак, – с ходу подобрать название предполагаемому энергетическому существу Демон не смог.
– Да. Причём находиться в чужой энергетической оболочке он может очень короткое время, иначе все призраки уже прибрали бы к рукам силу умерших специалистов. Я мог бы сказать…
Речь профессора была бесцеремонно прервана весёленькой попсовой мелодией, лившейся словно из параллельного мира. В том, который обрисовал специалист, такого бравурного мотивчика просто не могло существовать. Вздрогнув, Гош выудил из кармана телефон.
– Это отец, – сказал помощник, глядя на Дмитрия, и, дождавшись растерянного кивка, поднялся и вышел из кабинета.
– На чем основана ваша теория? – спросил Демон, не дожидаясь возобновления лекции.
– Только на фактах, пусть на сегодняшний день нетипичное поведение призраков фиксируется нечасто, но тенденция налицо.
– Значит, вы знакомы с закрытыми делами «объект – субъект – фигурант»?
– И даже больше, чем вы думаете.
– Тогда, – Дмитрий повернулся к компьютеру и вывел текст на экран. – Скажите, что мне делать с призраками, объединившимися в «хвост хвоста», удвоившими силу и плюющими с высокой колокольни на нулевое поле, в котором находятся их останки? В какую дыру мне их запихать, чтобы обеспечить вечный покой?
Что собирался ответить профессор, Демон так и не узнал. В кабинет вбежал Гош, мрачное выражение его лица не сулило специалистам ничего хорошего.
– Что случилось? – спросил Станин.
– Отец, – помощник сглотнул, – в больнице. Сердце. Врачи не дают никаких гарантий. Принимай должность, Димка.
Глава 14
Покойся с миром
Бабушку предали земле ранним утром. Действо, устроенное в угоду толпе и на радость журналистам, не вызвало у меня никаких чувств.
В ту ночь, когда Гош привёз меня обратно в Вороховку, оставив едва пришедшего в себя отца в больнице Малозерца, когда я не знала, что будет, не знала, что было, и не могла ответить внятно ни на один вопрос псионника, мне позвонили.
– Алленария Сергиевна? – спросил молодой голос.
– Да, – ответила я.
И это было единственным членораздельным словом, которое мне удалось вставить в разговор.
Девушка трещала как заведённая, легко переходя от упрёков к воодушевлению. Марию, так звали собеседницу, назначили координатором похорон, и девушка была озадачена, почему ближайшая родственница не связалась с ней. Имперская служба контроля взяла на себя расходы на погребение. Всё было уже спланировано, расписано и оплачено.
Нирре Артаховой была оказана честь быть погребённой с первыми лучами солнца. Так сложилось, из века в век мы хоронили своих мёртвых на рассвете. Раньше люди верили: если предать тело земле до начала дня, ушедший не вернётся. Несколько столетий и развитие пси-науки не оставили от этого заблуждения камня на камне, но оставили нам традицию. Быть погребённым на заре считается хорошим тоном.
Следуя указаниям Марии, я уже через полчаса была в Вереево, где приземлился самолёт с коллегами бабушки и её телом, а ещё через два часа стояла на холодном воздухе продуваемых со всех сторон Ворошков. Народу съехалось предостаточно. Чиновники и депутаты, которым полагалось находиться здесь по долгу службы. Псионники, чей долг был несколько иным. Официальный представитель императора, произносящий речь. Священник, ведущий службу. И многие другие. Море лиц, не выспавшихся и бодрых, любопытных, брезгливых и отрешённых.
Вспышки фотоаппаратов журналистов высвечивали людей, выглядевших в сером нарождающемся утре едва ли лучше блуждающих. Мы все призраки в этот час, в это мгновение, когда ночь уже отступила, а день ещё не начался. Солнце ещё не сорвало мутную предрассветную плёнку с пробуждающегося мира. Час перехода. Час небытия.
Речь я произносить отказалась. Хватило и стояния в первом ряду, на шаг ближе к гробу, чем все остальные. По протоколу рядом должны стоять родители, но их не было. Бабушку одели в один из лучших деловых костюмов, а лицо прикрыли плотной вуалью. Сколько я ни отводила глаза от полупрозрачной ткани, они, словно приклеенные, возвращались обратно. Искала и одновременно боялась увидеть это.