Призраки не умеют лгать

Я попятилась, забыв про бревно за спиной. Споткнулась, упала, ударившись бедром, ноги въехали в кучу перекопанной земли. Прописная истина о том, что псионники никогда не возвращаются, даже не пришла мне в голову.

Лисивин пошевелил пальцами и неожиданно сжал поднятую руку в кулак. В лицо дохнуло горячим воздухом, как от обогревателя. Энергия в чистом виде. Девушка тут же потускнела, будто художник провёл влажной тряпкой по ещё не высохшей акварели и смахнул краски. Медленно и как-то очень грустно она опустила тонкую блеклую ладонь. Псионник снова пошевелил пальцами. Девушка наклонила голову набок и исчезла, лопнула, разлетевшись по округе прозрачными брызгами.

– Лена!

– М-н-кх, – слова, не желающие выходить из горла целиком, пробивались отдельными толчками – звуками.

– Лена, – Илья склонился надо мной, как тогда на кладбище.

Я засучила по земле ногами, желая вжаться в мёртвый ствол. Хотелось исчезнуть, испариться. Не видеть чёрточку приближающегося лица, не замечать зелёного пятна на месте кровавой раны.

Осознание было резким, как удар. Зелёнка! Рана на голове щедро залита антисептиком. В мозгах будто сработал нужный механизм. Чего никогда не бывает у блуждающих? Ран. Порезов. Травм. Как бы ужасно ни умер человек, его призрачная оболочка восстаёт в первозданном виде. Черт, что я несу? Специалисты никогда не возвращаются. Пару мгновений назад он атаковал не меня, а девушку.

– Как ты? Где ты была? Почему сбежала? – услышала вопросы, словно кто-то только сейчас прибавил громкость.

Он жив. Я не убийца. Этого более чем достаточно.

Кружка совсем не грела пальцы, кофе уже остыл. За последнее время я забыла не только его, но и вкус самой жизни и теперь с каждым глотком возвращала, сидя в теплом салоне машины.

– Когда вы приедете? Да, знаю, что выехали. Нет, не появлялся, – я не могла понять, ругается бабушкин друг или уговаривает, так быстро менялся тембр голоса. Трубка перепрыгивала из одной руки в другую, от уха к уху, словно он не мог решить, как удобнее. – А я что сделаю?

Отрешившись от всего постороннего, я позволила звукам протекать по краю сознания. Даже понимание того, что история ещё не закончилась, не могло испортить настроения. Все живы, относительно здоровы, у родителей без изменений, улучшений нет, но и ухудшений тоже.

– Как, если он камень оставил, – рявкнул Илья на невидимого собеседника, – и телефон, – тяжёлый вздох, – не знаю. Нет. Не думаю. Всё, жду.

Он закончил разговор и сел на соседнее сиденье. Псионник изменился. Устал, осунулся. Из голоса ушли твёрдость и уверенность в собственной правоте.

– Что-то случилось? – спросила я.

– Не то чтобы случилось, – он вздохнул, – Станин куда-то исчез.

– Исчез? – Кофе в животе превратился в ледяной ком.

– Да, – Лисивин побарабанил пальцами по рулю. – Утром пошёл людей опрашивать и не вернулся. Я ходил, стучал. Никто не открывает, словно вымерли, – он обвёл ближайшие дома злым взглядом.

– И что делать?

– Искать. Гош и Эми выехали. Там от них толку чуть. Камень он свой оставил, – он щёлкнул пальцем по свисающему с зеркала муляжу кад-арта, – телефон тоже. Ключи в зажигании. Не знаю, что и думать, – он развёл руками, – чертовщина какая-то. Тебя нашли, его потеряли.

Сравнение мне не понравилось. Облегчение от того, что разговор с Демоном откладывается, сменилось беспокойством.

На улице громыхнуло, и кто-то от души выругался. Мы выскочили из машины.

– Ерея Авдотьевна, – узнала я женщину, сидевшую посреди дороги.

Она, морщась, ощупывала правую ногу. Рядом перекатывался эмалированный бидон – с такими раньше ходили за молоком. По дороге ручейками разливалась прозрачная жидкость. В ноздри ударил резкий сивушный запах.

– Ох-хо-хо, – тётка подобрала колени и стала подниматься, я подхватила её с одной стороны, а Илья с другой. – Спасибо.

– Не ушиблись?

– Не-е, – отмахнулась тётка, – воду жалко. Сегодня больше не пойду, – женщина показала кулак в пустоту улицы и подняла бидон.

– Куда вы ходили? – спросил Илья.

– А-а, – Авдотьевна прищурила глаза, – псионник. Этим всё знать надо. Куда. Зачем. Почему. У меня и племяш такой, – женщина упёрла руки в бока. – Думаешь, не помню, где колодец? – Лисивин не шелохнулся, – за святой водой ходила, ясно? Монастырь у нас тут, слыхал небось звон, – она мотнула головой. – Кстати, – тётка перевела ставший весёлым взгляд на мою серую юбку, – Порфийка сама не своя, темнит, конечно, но слыхала, пропал у них кто-то, то ли поросёнок, то ли курёнок, а может, и вовсе человек.

Я смутилась. Нехорошо получилось, надо было хоть предупредить.

– Правильно, что сбёгла, – Авдотьевна хлопнула руками по бёдрам. – Нечего молодой девке там делать, тем более парень у тебя такой видный.

– Вода? Уверены? – переспросил специалист.

– Конечно, – женщина всё же смутилась. – А эти, – она снова погрозила дороге, – даже на порог не пустили, всего полбидончика отжалели, словно не спи… не воду, а амброзию разливают. Носятся, как куры по двору, дорогую пропажу ищут. Ага, Бог в помощь, – громко крикнула тётка.