Призраки Ойкумены

— Почему же? — дон Фернан удивился. — Это ведь уникальная разработка! Ее надо ставить в космопортах. Если, как вы говорите, все известные случаи одержания произошли на космических кораблях и станциях, ваша рамка — заслон, крепостная стена на пути «бесов». Производство слишком дорого?

Гематры переглянулись. Ну да, отметил Диего. Эти уже все посчитали. Раз рамку не ставят, значит, есть причина поважней дороговизны.

— Ах, голубчик! — вздохнул профессор. — Нет в мире совершенства! Мое устройство конфликтует с обычными программами слежения и контроля. Его проверяли в космопортах Сеченя… Нет, каков конфуз! Начинается реакция на кардиостимуляторы, биопротезы…

Дон Фернан чуть не выронил рюмку.

— …на телепатов, модификантов, шизофреников, умственно неполноценных… На статских советников! Вот, поставил в калитку, и хватит с меня…

— Многих поймали? — мрачно спросил Диего.

Профессор развел руками:

— Вы первый. Нет клёва, милостивый государь…

Жестом он указал на рапиру, которую маэстро уложил на колени. Дескать, вы — это не вы, а ваша прелесть в ножнах. Глазки профессора замаслились, заблестели. Живым не выйду, понял Диего. Без рапиры выйду, а с рапирой — дудки.

— Были ли зафиксированы случаи, — мар Фриш в свою очередь понюхал бренди и, не изменившись в лице, выпил всю порцию одним глотком, — вселения пенетраторов в предметы, созданные человеком?

— Нет.

— Вы уверены?

— Голубчик, вы говорите со специалистом. Сабля — единственный случай.

Сабля так сабля, решил Диего. Пускай.

Вернулась экономка с закусками. Блюдца, розетки, мисочки стояли в три яруса на передвижном столике с колесами — впору накормить отряд после марша. Маэстро кинул в рот маслину. Есть не хотелось — так, для порядка. Отец учил: человек, отказавшийся разделить с тобой хлеб — враг.

— Единственный, клянусь, — Штильнер все кивал, все улыбался. Маслина, съеденная Диего, пришлась ему по нраву куда больше, чем самому маэстро. — Феномен! И знаете, почему? Пенетратор разумен, хотя иначе, чем мы. Ох и разумен, чертушка! Ему не вселиться в объект, лишенный собственной психики. Для высадки на планету флуктуации нужен скафандр со встроенной базой данных. Иначе откуда она станет черпать информацию? Память, рефлексы, стереотипы поведения… Господа, это не пенетратор!

— А что же?

— А черт его знает что! — признался честный профессор. — Вы рассказывайте, рассказывайте, я сгораю от нетерпения… Где вы взяли это чудо?

Я рассказываю, с удивлением отметил Диего. Да, сухо и кратко, как записной гематр. Тем не менее — я, ненавистник монологов… Хорошо, что профессор ограничен моим изложением фактов. Имей он возможность забраться ко мне в мозг, душу, сердце, стать пенетратором, использующим Диего Пераля как шлюху — о, простите, как базу данных! — сколько чудесных открытий легло бы в ладони Адольфа Штильнера! Чувства он выбросил бы, как шелуху, кушал бы только ядрышки… Мне же осталась одна шелуха; мне, побывавшему под шелухой. Вот, мы с Карни взлетаем с Эскалоны в составе колланта. Вот, нас атакует рой комарья. Качается в седле Карни, облепленная коконом с ног до головы. Вот, мы высаживаемся на Хиззаце: жизнь, смерть, похороны. Вот, вот, вот! Так рубит солдат-неумеха. Кричит, машет, колотит вслепую. Вот я фехтую с Джессикой, рапира плещет струйкой звенящей мошкары, и я вижу Адольфа Штильнера, моложе нынешнего на четверть века, вижу женщину, которую он любит, вижу спрута флуктуации, в чьих объятиях бьется космический корабль, где лежат двое любовников, мокрые от пота, и из них выплескиваются близнецы Давид и Джессика, как если бы время значило меньше макового зернышка…

— Флуктуации воспринимают время иначе, чем мы, — кивнул профессор, и Диего понял, что слишком развязал язык. — Итак, вы видели меня с Эмилией. Дорого бы я дал, чтобы еще разок взглянуть на это, пусть даже со стороны… Продолжайте, прошу вас.

— Этот пробой не случаен, — вмешался дон Фернан. — Когда мы дрались, он узнал кое-что из моей биографии. Полагаю, были еще прецеденты.

— У вас есть какие-то соображения? Гипотезы?

— Нет, — сказал Диего.

— Нет, — сказал Пшедерецкий.

— Нет, — сказал мар Фриш.

— Да, — сказал мар Яффе. — У них есть соображения. Но они вам их не откроют, профессор. Они и со мной не были откровенны до конца. Довольствуйтесь тем, что они сочтут нужным озвучить. Тут мы с вами в одинаковом положении.

II

Колесницы судьбы

(сегодня утром)

Дуэль, подумал Гиль Фриш. Для эскалонца дуэль — шпага в руке, секундант неподалеку. Для помпилианца — цирк под шелухой, рабы на трибунах, рабовладельцы на арене. Для ларгитасца — космос, эскадра против эскадры, залпы плазматоров. У вудунов дерутся Лоа дуэлянтов в мире духов. Каждый найдет, как и зачем сойтись с противником. Лишь у гематров нет дуэлей. У хладнокровных, расчетливых, бесстрастных гематров — нет и быть не может. В этом уверена вся Ойкумена, и она ошибается.