Призраки Ойкумены

Бок о бок с Диего, внимательно следя за поединком, стоял Антон Пшедерецкий. Весь в синем, при шпаге, он заранее оделся для боя — согласно расписанию схваток, встреча Пшедерецкого и бойца с Тилона намечалась после обеда. Лицо спортсмена — такое знакомое лицо, будь оно проклято! — оставалось безмятежным, как июльское небо: ни тучки, ни облачка. Казалось, Пшедерецкий — зритель из привилегированных, кому необязательно сидеть на трибунах, довольствуясь голограммой; зритель, а никак не боец, и уж тем более не фаворит турнира.

Даже в мыслях Диего Пераль запретил себе называть этого человека доном Фернаном. Будто в сказке, сковал сердце стальными обручами, обмотал цепью, запер на замок. Сердцу только дай волю! — слово за слово, имя против имени, глядишь, клинки уже вылетели из ножен. Маэстро и в детстве был сорванцом, мальчишкой из тех, кому ворованные яблоки слаще своих. Запреты действовали на него раздражающе.

— Сеньорита Штильнер, — ответил он, поразившись сухому, безжизненному звучанию собственного голоса, — ученица сеньора Дахана. Я — ее спарринг-партнер, не более.

Пшедерцкий рассмеялся:

— Прибедняетесь? Зря, господин Пераль. Или лучше — сеньор Пераль? Дон Диего?! Знавал я ваших земляков: горячие парни! Поименуй любого не так, как он считает достойным, и добрая драка тебе обеспечена. А уж если речь зайдет о титуловании… Я прав, сеньор Пераль?

— В моем случае — нет. Зовите меня так, как сочтете нужным.

— Понимаю, — кивнул Пшедерецкий. — Спарринг-партнеру приличествует скромность. А мы тут на мыло изошли от любопытства. Как же, темная лошадка, любимчик старика Эзры, последний ученик Леона Дильгоа… Кое-кто болтает: лучший ученик. Дескать, Эзра недаром положил на вас глаз.

— Боитесь конкурента? — вырвалось у Диего.

Он сразу пожалел о своей горячности. Если рядом с ним Антон Пшедерецкий, чемпион и звезда спорта, спарринг-партнеру фехтовальщицы из второго (третьего?) эшелона должно быть стыдно за откровенную, ничем не подкрепленную наглость. Поступок, недостойный мужчины и дворянина — вот что значил вопрос о страхе и конкуренции. Если же с Диего Пералем беседует дон Фернан, прикрывшись чужим именем, словно щитом, тот самый дон Фернан, который в университетском зале разделал маэстро под орех…

Стоп, одернул себя Диего. Никаких Фернанов.

Пшедерецкий с полминуты молчал. К концу этих тридцати секунд — колоссальный промежуток времени для фехтования! — события на площадке ускорились: Джессика стала агрессивно взвинчивать темп. Считая Шильдкнехта быстрее и быстрее, превратив в счетный механизм не только рассудок, но и все тело целиком, гематрийка орудовала шпагой на грани возможного. Единственным клинком, практически не пуская в ход кинжал, она вынуждала «близнецов» бергландца изворачиваться, чудом избегая фатального столкновения друг с другом. Преимущество Шильдкнехта, заключавшееся в длине рапир, контролирующих дистанцию, исподволь начало оборачиваться проблемой. Чтобы не запутаться, «близнецам» требовалась амплитуда движений, а значит, бергландец должен был перемещаться по площадке ничуть не медленнее, чем молодая гематрийка. Длина двух родственных рапир против длины и взрывной энергии двух девичьих ног — Джессика Штильнер взламывала ледяное спокойствие противника, и лед шел опасными трещинами.

— Вы мне не конкурент, — сказал Пшедерецкий. В тоне спортсмена не крылось желания оскорбить, отомстить Диего за его выпад. — Нам не конкурент, таким, как я. Во-первых, я скоро оставлю спорт. Возраст, знаете ли. Лучше уйти на пике карьеры, чем прозябать на десятых ролях…

Десятых ролях, мысленно повторил Диего. Случайность? Оборот речи? Или намек: я в курсе вашего прошлого, хитроумный сеньор Пераль, в курсе, кто ваш отец, и вообще мне известно больше, чем случайному господину Пшедерецкому…

Стоп. Хватит.

Впервые маэстро пожалел, что мар Дахан смотрит поединок Джессики с Шильдкнехтом не вживую, а от судейского столика, в «волшебном ящике», позволяющем укрупнить любое действие, замедлить, повторить — короче, разобрать его, словно кусок вареной телятины, на волокна. Будь Эзра Дахан здесь, маэстро было бы проще замолчать, сделать вид, что целиком поглощен схваткой. Пшедерецкий или дон Фернан — кто бы ты ни был, сеньор, при мар Дахане ты бы вел себя иначе.

— Вы тоже в возрасте, — продолжал Пшедерецкий, нимало не заботясь душевным состоянием Диего. Взгляд его подмечал все изменения, происходящие под силовым колпаком. Это не сказывалось на манере разговаривать: доверительной, чуточку небрежной, ничем не похожей на утрированную томность дона Фернана. — Вам поздно начинать погоню за титулами, званиями, медалями, а в конечном счете — за славой и деньгами. Вы станете тренером, сеньор Пераль.

— А вы? — огрызнулся Диего.

И лишь потом сообразил, что в пророчестве Пшедерецкого обижаться было не на что.

— Я? Вряд ли. Тренерский заработок меня не интересует. Я обеспеченный человек. Разве что я очень соскучусь по звону клинков… У меня к вам предложение, сеньор Пераль. Давайте заключим пари?

II