Они сидели в кафе за тем самым столиком, где вчера — неужели вчера?! — Джессика слушала исповедь Диего Пераля. Вода в фонтанах оставила притворство, не пытаясь больше уподобиться раскаленной магме. Струи, подсвеченные закатом, превращались в выбросы яичного желтка. В зените, а лучше сказать, в кульминации, желток взбивался до состоянии пены. Облако мельчайших брызг трепетало: там вспыхивали и гасли крошечные радуги. Солнце Китты — голубой гигант — пожалуй, больше ассоциировалось не с желтком, а с белком, сваренным вкрутую до синевы. Но атмосфера планеты чудила на радость туристам, превращая утреннюю зорьку в бусы из бирюзы, а зорю вечернюю — в червонное золото.
Чуткий к настроению посетителей, бармен поставил блюз — древний, черный, шикарный. Спускаясь вразвалочку по пониженным ступеням, блюз спотыкался, загустевал, тянулся патокой. Под такой блюз надо плакать пьяными слезами, изливая душу кому попало.
На столике скучала бутылка наилегчайшего розового вина, какое нашлось в баре. Бутылка была оскорблена в лучших чувствах. Оба собеседника лишь пригубили из бокалов, верней, сделали вид, что пьют. Для Пшедерецкого на сегодня бои закончились, Джессике меньше чем через час предстояла еще одна схватка. У блюдечка со сладостями имелся шанс повторить судьбу бутылки — им пренебрегали.
— Зато на турнирной площадке я не конкурент вам!
— Всему свое время, — Пшедерецкий откинулся на спинку плетеного кресла, разглядывая вино в бокале на просвет. — У меня больше опыта, но опыт — дело наживное. Кстати, у вас ведь скоро бой? Если вы проиграете из-за меня, я застрелюсь. Честное слово, пущу себе пулю в лоб…
— Пулю? — усомнилась Джессика.
— У меня превосходная коллекция древних револьверов. Не знали? Однажды я покажу вам свои любимые экспонаты. Если не застрелюсь, конечно. Мне приятно ваше общество, но вам разве не нужно подготовиться к поединку? Собраться? Настроиться?
— Не нужно. Бой, который был — закончился. Бой, что предстоит — не начался. Он начнется, когда я выйду на площадку. Устраивать себе бой до боя — гарантия перегореть.
— Отличная метода! Завидую вашему гематрийскому хладнокровию.
— Это не я придумала. Это мне тренер посоветовал.
— Мар Дахан?
— Нет, маэстро Пераль.
— Что, так и сказал: «гарантия перегореть»?
— Маэстро Пераль выразился гораздо жестче. Скромной девушке не стоит повторять его рекомендации дословно.
— Солдатский юмор? — Пшедерецкий добродушно рассмеялся. — Мне нравится такой подход к спорту. Выходит, сейчас вы не бездельничаете, а выполняете рекомендации маэстро?
Если он планировал смутить девушку, то укол «ушел в молоко».
— И буду выполнять еще восемь с половиной минут, — не вставая, Джессика изобразила что-то вроде книксена. — Спасибо за помощь, благодаря вам я совмещаю приятное с полезным.
— В смысле?
— Мы с вами мило проводим время. Вы согласны? При этом я расслабляюсь и снимаю психическое напряжение. Вероятность моей победы в поединке увеличилась на ноль целых восемьдесят пять сотых процента.
— Бог мой! — всплеснул руками Пшедерецкий, едва не разлив вино из бокала. Он знал, что Джессика оценит точную выверенность этого движения, дождался благосклонного кивка и лишь потом продолжил: — Вести с вами светские беседы — истинное удовольствие. Но взять вас замуж… Бр-р-р! Участи вашего мужа я не пожелаю и врагу!
— Я уродина?
— Вы красотка! Но вы же все просчитаете наперед! Я, извините за вольность, еще только возьмусь за пряжку ремня, а вы уже будете знать, какие подвиги я совершу в постели. А измена! Да я и взглянуть налево не успею, а вы продиктуете мне адрес той, к кому я отправлюсь!
Джессика прыснула, прикрыв рот ладошкой:
— Вы преувеличиваете мои возможности.
— Преуменьшаю!
— Я расцениваю это, как грубую лесть! И она мне нравится.
— Вам по сердцу грубые мужчины? Варвары? Типа вашего сурового маэстро? Его методика, похоже, дает неожиданные результаты. Я это учту!
Пшедерецкий хотел развить шутку, но замолчал, увидев, что его собеседница не расположена поддерживать беседу в таком тоне.
— Вы ошибаетесь, — Джессика наклонилась вперед. Глаза ее опасно заблестели. Было неясно, что собирается сделать гематрийка: заплакать, поделиться сокровенной тайной или выплеснуть бокал в лицо Пшедерецкому. — Маэстро Пераль вовсе не груб. Ему сейчас очень тяжело. Вы видели, что он носит траур? У него погибла жена. Маэстро не в себе, мягко говоря. Я удивляюсь, как он вообще держится. Прилетел на Китту, тренируется, как сумасшедший, работает со мной…
— Мне очень жаль…
— Это достойно восхищения. Восхищения, а не насмешки.
— Я глубоко раскаиваюсь. Поверьте… — Пшедерецкий мягко накрыл ладонь Джессики своей. Девушка не отстранилась. — Вы ее знали?
— Жену маэстро Пераля? Видела пару раз, случайно. Она заходила на тренировку. Очень красивая женщина. Я даже…
Гематрийка осеклась. Слово «ревновала» осталось непроизнесенным.
— Они любили друг друга? — спросил Пшедерецкий.
— Да.
— Это говорят ваши расчеты?