Призраки Ойкумены

— Любовь не считается. Я хочу сказать, — Джессика поджала губы, понимая, как ужасно звучит ее заявление, поискала лучшее, не нашла и закончила без экивоков: — Они очень любили друг друга. Это видно по тому, как он горюет.

— Мне очень, очень жаль… — тихо повторил Пшедерецкий.

Внезапно Джессике показалось, что ее собеседник сидит не здесь, за общим столиком, а валится в черную дыру на другом конце галактики. Она вздрогнула: откуда-то потянуло сквозняком.

— Я пойду к нему, — Пшедерецкий пристукнул кулаком. Блюдечко со сладостями подпрыгнуло, бокалы тоненько задребезжали. — Выражу свои соболезнования. Это будет правильно…

— Осторожней, — посоветовала Джессика. — Если что, не обижайтесь на маэстро.

— Что вы имеете в виду?

— После смерти жены он не вполне адекватен. К примеру, он принял вас за другого человека.

— Да? И за кого же?

Джессика промедлила с ответом. Диего Пераль просил ее забыть. Но гематрийка не умела забывать.

— Он не назвал имени. Просто учтите на всякий случай.

— Хорошо, учту. Простите, вам еще не пора?..

— Спасибо за бдительность, — Джессика усмехнулась уголками губ. — Я вас покину очень скоро. У меня в запасе…

— Джес! Извините, я помешал…

Последние слова Давида Штильнера были обращены к Пшедерецкому, обернувшемуся на голос с резкостью фехтовальщика. «А он знаком со зверями-модификантами», — машинально отметила Джессика, потому что при виде Голиафа чемпион даже не вздрогнул.

— Что, Додик?

— Мар Пераль хочет покинуть «Тафари».

— Срочно?

— Да. Ему позвонили.

— Кто?

— Не знаю.

Пшедерецкий переводил взгляд с брата на сестру — и видел одно лицо. Дело было не в сходстве близнецов. Лица Давида и Джессики застыли, утратили человеческую мимику: даже не маски — голосферы компьютеров. Скупое движение ртов — вот и все, что показывали эти мониторы случайному зрителю. Шел разговор двух гематров, который большей частью сводился к молчанию. За скобки выносилось столько, что в скобках оставался сущий пустяк. Сейчас никому бы в голову не пришло, что в паспорте отца этих молодых людей, как и в паспорте Антона Пшедерецкого, местом рождения значится варварский Сечень. Минимум слов. Максимум информации. От каждого слова, непостижимые для Пшедерецкого, выстраивались логические цепочки, дорожки причин и следствий. Они ветвились, обрастали вероятностями, соединялись, переплетались; отсеченные скальпелем гематрийской аналитики, рассыпались в прах и исчезали без следа.

— Его нельзя оставлять одного.

На принятие решения Джессике потребовалось семь с половиной секунд.

IV

— Добрый вечер! — улыбнулся Антон Пшедерецкий.

— Добрый! — рявкнул Диего. — Какого дьявола?!

— Простите, это вы мне?

— Нет, — Джессика потупила взор. — Это он мне.

Диего шагнул к девушке. Казалось, он намеревается сгрести ее в охапку и с маху ударить о ближайший столб. Когда маэстро заорал дурным голосом, это был рев мастер-сержанта Кастурийского пехотного полка, на чьей форме — сорок пуговиц, а в кулаке — сорок тысяч затрещин:

— Вон отсюда! Бегом!

— Я…

— Я кому сказал?! У тебя бой, дура!

— Вы…

— Вон!!!

Джессика набрала в грудь воздуха и вдруг завопила, как шальная:

— Дурак! Дурак безмозглый!

— Я? — задохнулся маэстро.

— Ты! Ты же без меня пропадешь!

— Я?!

— Ты! Ты куда собрался? Куда ты собрался, спрашиваю?!

Голиаф присел на задние лапы. С огромным интересом лигр вертел башкой, наблюдая за скандалом. Временами он шумно облизывался, словно никак не мог выбрать, кого съесть.

— Не твое дело! — бушевал маэстро. — Бегом марш!

Все напряжение, скопившееся в душе сеньора Пераля, требовало выхода. Оно ломилось наружу, это напряжение, оно разносило в щепки запертые двери, срывало засовы, ломало косяки и притолоку. Вряд ли маэстро сумел бы остановиться, даже если бы захотел.

— Иди дерись! Дерись, засранка!

— Как вы разговариваете с дамой?! — возмутился Пшедерецкий.

— Как надо! Вы что, не поняли? Она же будет переживать за меня! Переживать — там, на площадке! Беспокоиться, волноваться! Да ей в первую секунду воткнут…

Маэстро захлебнулся.

— Воткнут шпагу, — завершил он тусклым, механическим голосом. — Как в стоячую. Воткнут и не поморщатся. Вы должны понимать, кем бы вы ни были…

— Кем бы я ни был, — отрезал Пшедерецкий, — я понимаю. Вы совершенно правы, сеньор Пераль. Госпожа Штильнер, вы немедленно идете на площадку и не думаете ни о чем, кроме предстоящего боя. Это моя метода, и вы следуете ей без возражений.

— Хрена вам, — всхлипнула Джессика. — Хрена вам обоим.

— Уходите, — Пшедерецкий крепко взял девушку за плечо. — Желаю вам победы. Мы еще встретимся в финале. И не беспокойтесь, ради бога. О сеньоре Перале позабочусь я. Вы мне верите? Вот и славно. Сеньор Пераль, что вам нужно? Мобиль? Аэромобиль?

— Аэро… — прохрипел маэстро.

— Нет проблем, — его спаситель уже доставал уником. — Сейчас я вызову свой «Кримильдо» и отвезу вас, куда скажете. Сейчас…

— Куда вызовете?!

— Сюда. Тут полно места для посадки. Предвосхищая ваш вопрос: нет, водителя у меня нет. Машина прилетит сама. Вам известно такое слово: автопилот? В «Тафари» отличные диспетчеры…