Призраки Ойкумены

Не прошло и десяти минут, как во дворе объявились Швабра с Веником. Они извлекли из аэромоба складные носилки и вернулись в дом. Вскоре носилки — без помощи людей, будто в них вселился злой дух — выплыли из дверей, неся бесчувственную, а может, спящую донью Эрлию. Швабра тащилась сзади, вяло помахивая дистанционным пультом: направляла движение. Веник бездельничал, засыпая на ходу. Губы санитар вытянул трубочкой: насвистывал колыбельную.

Мерно хрустел снег под ботинками. Мимо Диего проплыло лицо Эрлии, вылепленное из воска. До подбородка донья Эрлия была укрыта свежей простыней. Рука женщины свесилась вниз, пальцы, неожиданно костлявые, шевелились водорослями, угодившими в слабое течение. Движение пальцев неприятно контрастировало с отрешенным, как у мертвой, спокойствием черт лица. Зрелище показалось маэстро удручающим. Расклеился, вздохнул Диего. Рассиропился, тряпка. Еще зарыдай, солдатик!

Хотелось вина, да покрепче.

Последним шел богатырь-врач, сопровождаемый вездесущим Пробусом. На ходу врач задавал координатору вопросы; в ответ Пробус тараторил в своей обычной манере. Говорили оба на языке, которого Диего не понимал. Врач, без сомнения, нервничал: переживал за больную. У Диего создалось впечатление, что ответы Пробуса его не интересуют. Человек-бык замирал на месте, озирался с настороженностью зверя, почуявшего засаду, внезапно ускорял шаг, торопясь догнать носилки. И снова — пауза, бегающие глазки, вопрос-ответ, ускорение… Опасается, что не довезет, предположил маэстро. Тогда почему оглядывается? Если время дорого, надо быстрее улетать.

Надкрыльями жука поднялись двери аэромоба. Плавно, будто во сне, носилки с больной влетели в отсек для пациентов. Отсек закрылся. Салон, рассчитанный на реанимационную бригаду из пяти человек, остался открытым.

Врач забрался в машину — аэромоб ощутимо качнуло. Швабра улыбнулась, что-то спросила у крутившегося рядом Пробуса. Тот начал было отвечать, но сестра милосердия вдруг присела, сунула руку Пробусу между ног — и вскинула координатора колланта на плечо с той же легкостью, с какой девочка поднимает тряпичную куклу. Никто не понял, что происходит, даже сам Пробус. Он хихикнул, готовясь отпустить сальную шуточку; Швабра согнула ноги в коленях, как если бы готовилась присесть еще разок…

Колесницы судьбы

(час назад, может, больше)

— …в усадьбе Пшедерецкого, — объясняет Крисп. Он топчется на площадке перед медицинским центром, он смущен. Ему неловко тыкать манипулярия Тумидуса носом в очевидное, — нас ждет не только телепат, успешно отразивший попытку клеймения. Нас ждет коллант в полном составе. Они могут стартовать в любой момент. Мы не в силах помешать их взлету, мы не в состоянии преследовать их. При всех достоинствах «Мизерабля», яхта рядом с коллантом — древняя колымага рядом со всестихийником. И потом, это пассажирский коллант. Что, если при взлете они решат прихватить с собой не только объект, но и обер-манипулярия Ульпию? Объект — телепат, прошедший инициацию. Допустим, ему захочется покопаться в мыслях пленницы… Мы должны предотвратить их бегство с Сеченя, уничтожить в зародыше саму такую возможность. В колланте двое незаменимых: невропаст и помпилианец, настройщик и координатор. Кто невропаст, нам неизвестно. Зато мы отлично знаем, кто координатор…

Марк Тумидус слушает, не перебивая.

— Я этого не учел, — говорит он, когда Крисп завершает монолог. — Моя вина.

Толчок, и Пробус головой вперед улетел в салон.

— Стоять!

Швабра была уже внутри. Веник замешкался, пропуская напарницу, и кинжал дона Фернана, прошелестев в воздухе, глубоко вонзился в бедро санитара. Веник крякнул и неуклюже полез в аэромоб.