Призраки Ойкумены

Ну так плесните в огонь с полведра эпиграмм!

Глава одиннадцатая Рапира Сеньора Пераля

I

Сугроб походил на могильный холм.

Из снега сиротливо торчал косо срезанный стебель клинка. Венчавший его цветок эфеса остался у маэстро в руке. Диего Пераль стоял и смотрел, чувствуя, как в сердце лопается одна струна за другой. Говорят, талантливый музыкант сыграет и на последней. Мало ли что говорят? На последней, повторил Диего. Слово застряло в мозгу, теряя смысл, превращаясь в мучительную занозу. Безразличный ко всему, что творилось вокруг, маэстро хотел выдернуть эту занозу, пока рассудок не загноился, и его чуть не сбил с ног яйцеголовый дикарь. Пераль машинально отступил в сторону, и Якатль живым снарядом пронесся мимо, взрывая снег босыми пятками.

— Куда?!

— Стой!

— Якатль, назад!

— Замерзнешь!

— Да стой же, придурок!

Куда там! Астланин мчался по прямой — наискось через двор, через сад, вслед за улетевшим аэромобом. Из одежды на дикаре были короткие, до колен, штаны да меховая безрукавка на голое тело — подарок заботливого Прохора.

— Вернись!

Якатль кошкой перемахнул высокую ограду, чудом не напоровшись на острые наконечники прутьев, и понесся дальше, прямиком по снежному полю.

Рыжий невропаст ударил кулаком в ладонь:

— Вот же псих!

— Сани запрягай! — грянул с крыльца приказ Пшедерецкого.

— Сей секунд, барин!..

— Живо! Догнать и вернуть!

Не догонят, отметил Диего. Разве только на другом аэромобе…

— Что это?!

Рыжий во все глаза таращился на снежный холмик. Бледный, вспотевший на морозе, невропаст пятился назад, шаркал по-стариковски, втягивал затылок в плечи. Диего проследил за рыжим, вновь сфокусировал взгляд на сугробе, на обломке рапиры, и с отменным безразличием констатировал, что сходит с ума. Клинок шевелился. Медлительность движения завораживала: обломок изогнулся, лег на снег, как если бы металл вдруг начал плавиться, теряя жесткость, и больше не мог держать собственный вес. Однако снег под клинком и не думал таять. Секунд на двадцать, если не больше, обломок замер, потом начал извиваться. Еле слышно шелестя, он заскользил по ноздреватому насту, выволакивая из недр сугроба острие, скрытое под снегом.

— Мама, мамочка моя…

Голос невропаста сорвался, пустил петуха, словно рыжий был мальчишкой на переломе от детства к юности. Диего молчал. Позади заскрипели шаги — к ним шли остальные.

— Великий Джа! — ахнул Джитуку. — Ты хунган, брат?!

Прилагая неимоверные усилия, стальной ужик полз к Диего. Маэстро физически ощущал, насколько тяжело двигаться обломку рапиры. Но клинок, упрямец, полз — так безногий солдат ползет к ручью, чтобы напиться и умереть. Металл тускнел, темнел; казалось, мастер-невидимка прямо сейчас ворони́т искалеченный клинок. Когда косой срез ткнулся в сапог Диего, обломок был аспидно-черный сверху донизу.

Эфес в руке маэстро ощутимо потяжелел. Рукоять с сильной четвертью клинка обрела собственную волю. Она тянулась навстречу обломку, пытаясь преодолеть сопротивление мышц Диего. Непонятливый, упирающийся человек мешал рукояти. В свою очередь сломанный клинок пытался обвить сапог, желая взобраться выше, но ему не хватало сил. Маэстро присел на корточки, как над раненым, с осторожностью змеелова подвел один срез к другому. Части клинка потянулись навстречу, слиплись: два куска влажной глины. Чернота и блеск металла смешались, перетекая друг в друга. Линия раздела затянулась подживающей раной, превратилась в рубец, в застарелый шрам…

Исчезла.

Клинок рапиры выпрямился во всю длину, вновь обретая прежнюю жесткость.

— Металлоорганика? — предположил тусклый, невыразительный голос. — Квазиживой организм с функцией регенерации?

Голос мог бы принадлежать Гилю Фришу, но это сказал не Фриш.

Вместо ответа Диего поднял рапиру. Острие уперлось в грудь пожилого гематра, одетого в темно-бордовое длиннополое пальто. Для сеченской зимы пальто было слишком легким, чтобы не сказать, легкомысленным. Наверняка в ткань встроили электроподогрев или еще что-нибудь высокотехнологичное. Архаика для развитых планет Ойкумены; чудо для варвара из захолустья.

Остановит ли электроподогрев острую сталь?

— Вы меня не помните, сеньор Пераль?

— Отчего же? — Диего не спешил убрать рапиру. — Я хорошо вас помню, мар Яффе. Полагаю, в Эскалоне вы работали не вполне учителем. Вернее, не только учителем.

— Я удовлетворен, — улыбка Яффе вышла на удивление естественной. Если раньше маэстро бросало в дрожь от попыток гематров изобразить мимические реакции, обычные для инорасцев, то сейчас Диего содрогнулся при виде гематра, способного улыбаться открыто и приветливо. — Уроки логики не прошли для вас даром, сеньор Пераль. Что же до вашего оружия…

— Кто вы такой? Как вы тут оказались?!

За Пшедерецким, взбешенным до белого каления, маячил верный Прохор с охотничьей двустволкой наперевес.

— Идан Яффе, бюро научных связей «Каф-Малах». Калитка была не заперта. Чтобы объяснить, зачем я здесь, мне потребуется четыре минуты семнадцать секунд.

— Ни секунды! Нам не до вас, господин хороший!