Его не любили, как всякого человека, считали презренным чужаком, недостойным топтать подземные тропы, но относились настороженно, как ко всякому воину с отменной репутацией. Дружба же с Альто и признание моррона Великим Горном кем-то вроде приемного сына делала её незыблемой в глазах махаканцев. Никто бы не поспел поднять на него ни кулак, ни топор, что впрочем, вряд ли помогло его беспечным спутникам, сумевшим, похоже, не на шутку разозлить защитников подземелий.
– Правду сказал, туточки они, – кивнул Зибфер, ткнув пальцем в телегу с бочками. – Живёхоньки и здоровы, только чуток не в форме…
Это уточнение, смысл которого Аламез пока не понял, вызвало сдавленные смешки у всех махаканцев, кроме самого говорившего. Только Зибфер удержался от пакостной ухмылки в густую, опаленную по краям огнем бороду.
– Как положено уставом, всех бузотеров, паникеров, смутьянов и прочих жалких сопливцев под замок сажать надобно, то бишь на гауптвахту по-вашему… – с трудом припомнил, но не исковеркал Зибфер чуждое гномам слово, – дабы они нытьем да стенаниями своими трусливыми дух бойцовый не подрывали! Чо мы и сделали, – развел гном руками. – Только уж извиняй! Гауптвахта у нас особая, походно-передвижная вышла… Но ты не переживай, подручным твоим хорошо в дороге было, тепло и сладко! Мы с ребятами им даж раззавидовались, особливо щас…
На этот раз махаканцы не сдержались и дружно захохотали. Парочка особенно смешливых даже повалились на камни и, лежа на спине, комично задергали в необузданном приступе веселья коротенькими ножками.
Почувствовав, что дело неладно, Аламез не стал настаивать на разъяснениях, а решил собственными глазами увидеть, что же сталось с не в меру говорливыми, не умевшими вовремя промолчать агентами герканской разведки. Не сказав больше ни слова, Дарк взобрался на телегу и стал осматривать груз. В глаза ему сразу бросились два находившихся в крайнем ряду бочонка. Края их крышек оказались не просмолены, как было у остальных, а держались на небольших задвижках, следовательно, их уже открывали. Кроме того, в стенках бочонков были пробиты дырочки шириной в палец, и это подтверждало предположение, что внутри хранится отнюдь не вино.
Отодвинув задвижки, а затем тут же открыв довольно увесистую крышку ближайшего бочонка, Аламез от неожиданности чуть не свалился с телеги. По рядам махаканцев вновь прокатилась волна дружного хохота. На этот раз шутники смеялись уже над забавным выражением его мгновенно вытянувшегося от изумления лица. В тесном, пропахшем вином узилище спал разоруженный, но не раздетый и не связанный даже по рукам Вильсет. Умильно положив на согнутые коленки неестественно оттопыренный вперед подбородок и высунув наружу изогнутый дугой язык, разведчик инфантильно улыбался и тихонько постанывал, видимо, в очень приятном сне. Моррону сразу стало ясно, чем было вызвано столь причудливое состояние несомненно довольного своей участью узника. Бочонок был пуст только наполовину, вертикально сжавшийся в позе эмбриона Крамберг сидел по грудь в вине. Вторую гномью «гауптвахту» открывать не стоило, Ринву постигла такая же хмельная, приторно-сладкая участь погружения в старое, отменно выдержанное вино.
– Вишь, мы не звери, с пониманием к дружкам твоим отнеслись, но уж больно они нам в дороге надоели, – попытался оправдаться старшина. – За здоровьице ихнее не тревожься! Это те не пойло какое наземное, а винчишко отменное! Хоть неделю проспи, голова не болит!
– Молодцы, славно придумали! – ко всеобщему удивлению присутствующих, одобрил необычный метод заточения Дарк, а затем, закрыв и заперев крышку, спрыгнул с телеги. – С неделю держать не надо, но до Аргахара не вскрывать, да и там не стоит! Надоели они мне! – произнес моррон с понятной только ему улыбкой и, никому ничего не объясняя, неторопливой походкой зашагал обратно в сторону моста.
Дарк радовался, что одной напастью в его жизни стало меньше. Теперь ему можно было не тревожиться, что из-за какой-либо выходки Ринвы они все попадут в беду или что разведчики погибнут в бою. Теперь моррону лишь оставалось плыть по течению событий и в спокойствии, не отвлекаясь на мелочные пустяки, размышлять над тем, как им выбраться из Аргахара после того, как Сыны Великого Горна навеки покинут опустевший подземный мир и отправятся в Залы Почестей и Славы.
Бывает, события производят такое сильное впечатление, что сохраняются в памяти свидетеля если уж не до конца его дней, то как минимум на десяток долгих лет. Особенно крепок эффект, если происшествие неожиданно и ему сопутствуют травмы или увечья.