Призраки Припяти (СИ)

Но ни Легавый, ни его жена (свадьбу сыграли после выздоровления вышибалы) не сомневались в необходимости жить. Все свободное время они проводили со мной. Инна обучала меня уму-разуму, бесконечно читала все самое лучшее, что было в ее распоряжении. Это она научила меня ценить поэзию, это благодаря ей я не чувствовал себя совсем уж калекой. Длинными зимними вечерами при свете керосинки, укутав меня в шерстяное клетчатое одеяло, женщина читала Толстого, Жуля Верна, Дюму, Блока и Бальмонта.

А с утра пораньше вставал Легавый, брал меня на руки и выносил на улицу. Это он заново научил меня ходить, это он вернул меня к жизни, приговаривая:

— Борись, Димка, если человек после рождения может научиться ходить, то для тебя, для взрослого, это не составит труда.

Он улыбался открыто, показывая выбитый резец на верхней челюсти, и все тормошил меня. Лис тоже постоянно был рядом, и вся эта троица стала для меня теми, кто создал на земле настоящий рай. Выздоровление мое шло необычайно медленно и тяжело, еще несколько месяцев после того, как я смог самостоятельно подняться на ноги, моя походка была нетвердой, силы быстро оставляли меня.

Пожалуй, окончательно я окреп лишь к лету, выдавшемуся необычайно жарким.

И вот мне уже стало восемнадцать, когда жизнь, не посоветовавшись и не предупредив, сыграла со мной злую шутку. Инна Георгиевна умерла от лейкоза, когда меня не было дома — как нельзя более некстати Легавый собрал меня вместе с соседскими парнями на полтора месяца в поход по окрестностям. Когда мы вернулись, беда уже свершилась, а сам Легавый бесконтрольно спивался. Я попытался вытащить его, но мужчина доверительным шепотом попросил меня дать ему спокойно уйти следом. Мне было очень больно смотреть на некогда сильного и веселого вышибалу, который сам уничтожал себя, но и понять его я мог. Инна Георгиевна была потрясающе доброй женщиной и Легавый, пожалуй, любил ее больше жизни. Вот и отдал он за нее свою жизнь, умер через полгода от цирроза печени. Я хотел бы верить в то, что там, куда ушли Инна и Алексей, никто не помешал им быть вместе.

А я вновь остался один. Легавый не завещал мне свою квартиру и маленькая однушка стала собственностью школы. Я не очень об этом жалел, все равно бы не смог жить в той квартире, полнившейся воспоминаниями об одном из самых спокойных моментов нашей с Лисом жизни. Кроме того, я был уже взрослым и сделал немалый вклад в свое благополучие, вернув к жизни дочь мэра…

Что же, все так. Лис был уже стар, а я вступил в самый чудесный возраст, заполненный привязанностями и любовными страстями, но все не складывалось. Все, чего я касался с целью обрести свое собственно благополучие, рано или поздно разбивалось, подобно чашке, сбитой со стола неосторожным движением. Зато я чертовски здорово научился возвращать радость и счастье другим. Вот как совсем еще недавно, когда избавил от верной смерти двоих детей. Женщина не должна плакать, это я знал наверняка…

Глава 6

Я остановился и вдохнул полной грудью ночь.

Это были не самые приятные воспоминания из моей жизни, но что поделать — это действительно было. Я оказался глупым мальчишкой, в общем-то, слабовольным и неуверенным. Я привык делать то, что мне говорят, и это было моей самой большой ошибкой. Нужно было бороться, вместо того, чтобы ждать, как велел мне Макар. Пошутил же он, отдав мальчишку настоящему рабовладельцу. Видно Макар так чего-то испугался, что передал меня первому встречному. И конечно мне не повезло.

Стоит над этим поразмыслить.

Потом столько всего было, что я не знаю, жизнь прожитая кажется мне чем-то нереальным. После смерти моих приемных родителей — а они столько всего для меня сделали, что иначе о них я и помыслить не мог — встал вопрос о том, что делать дальше и я снова пришел в Белое Озеро. Теперь уже как посетитель, не как жалкий попрошайка. Лис с сомнением посмотрел на двери бара, но я ободряюще потрепал его за ухо и пошел вперед. Мне хотелось посмотреть в глаза Пасюку, слишком свежи были в моей памяти его слова и поступки. При каждом изменении погоды на спине у меня просыпался шрам от выпущенной ради забавы пули.

Я хотел принять решение: буду ли я мстить этому человеку. Мне почему-то очень хотелось понять его мотивы. Неужели это так сложно: проявить сострадание к мальчику с нечесаным, грязным другом-псом? Нет, это оказалось необычайно сложно, но мне от чего-то очень хотелось знать: почему.

Бармен узнал меня сразу, он не мог не узнать. Увидев, что за мной идет Лис, Пасюк нахмурился, и сделал жест, который следовал трактовать, как приказ убираться. Я и глазом не моргнув, подошел к стойке и сел. Пес тут же присел рядом с моей ногой, очень внимательно оглядываясь вокруг. Казалось, он пытается изучить каждого в этом баре, запомнить его облик, чтобы потом, если что-то измениться, успеть среагировать. Положив на стойку крупную купюру, я, не моргнув, приказал:

— Пива мне, псу воды. Цену назначай сам.