Призраки прошлого

Моя сестра. Еще одно напоминание о возмещении ущерба.

Она не даст этому пройти легко.

— По шкале от одного до десяти, — спрашиваю, — насколько она все еще зла на меня по твоему мнению?

— От одного до десяти? Я бы сказала, что примерно семьдесят три.

Я морщусь.

— Показатель.

— В любом случае, мне надо идти, — говорит Кеннеди, вставая со стола для пикника. — Нужно вернуться домой, прежде чем станет слишком поздно.

— Ты за рулем? — спрашиваю, осознавая, что не видел поблизости машину.

— Меня довозили. И я решила добираться назад пешком, — она колеблется, смотря на меня, как будто не уверена, как продолжить. — Я живу в квартире... что-то вроде меблированных комнат.

— Ох.

Ох, все, что отвечаю, как гребаный идиот, когда Кеннеди поднимает туфли с земли, не потрудившись их надеть. Она делает пару шагов, босиком, во взгляде все еще настороженность.

— Могу я пройтись с тобой?

— Могу справиться сама.

— Не сомневаюсь в этом, но... — я не решаюсь. — Ты возражаешь? Я бы хотел прогуляться с тобой. Не то чтобы я какой-то шовинист и не верю в тебя, просто...

— Все хорошо, — перебивает она. — Но ты не должен.

— Знаю.

Мы ходим вокруг да около факта, что этого хочу я, что она делает мне одолжение, а не наоборот, но она машет мне рукой идти, поэтому я вскакиваю на ноги и встаю рядом с ней.

— Итак, твой наставник, — говорит она, когда мы начинаем идти.

— Джек.

— Джек, — повторяет она. — Должно быть, замечательный парень, раз избавил тебя от зависимости.

— Не сказал бы, что он избавил меня от нее. Он помогает, но я трезвый не из-за этого. А из-за тебя.

— Меня?

— И Мэдисон, — признаю. — Вот. Вот что сдерживает меня, помогает избавляться от зависимости.

Кеннеди молчит, на ее лице отражено беспокойство, как будто она обдумывает мои слова, но кажется, не купилась на них. Через мгновение ее шаги стихают. Мы еще даже не вышли из парка, а она уже остановилась.

— Что изменилось?

— О чем ты?

— Что отличает этот раз от предыдущих?

— Я, эм...

— Возможно, большая часть статей о тебе — ложь, но я знаю, что ты был на реабилитации несколько раз, знаю, что они лечили тебя, но ты возвращался к пагубным привычкам. И мы были здесь. Мы сейчас здесь. Это не изменилось, так что же тогда?

— Не знаю, — признаю. — Последний раз, когда я приезжал... в прошлом году... когда умерла твоя мама, я хотел быть рядом с тобой, но приехал пьяным и понимал, что ты скорбишь, и ты посмотрела на меня, как...

— Как?

— Как будто ничего не делает тебе больнее, чем мое нахождение здесь, — отвечаю. — До этого я видел только твою злость, но в тот день увидел страх, как будто ты испугалась, сколько еще боли я принесу тебе, когда я просто хотел все исправить.

Кеннеди снова начинает идти, ее голос тихий, когда произносит:

— Я бы хотела тебе поверить.

— Да, — бормочу. — Я тоже.

— Хотя я рада, — признается Кеннеди. — Что бы ни изменилось, я рада, что ты трезв, и надеюсь, что так и будет. Ради Мэдди, да, потому что она заслуживает того, чтобы познакомиться со своим отцом, но и ради тебя самого тоже. Знаю, что меня не было достаточно для тебя, Джонатан, но надеюсь, что ты обретешь то, что нужно тебе.

Игры в парке

Этот блокнот собственность Кеннеди Гарфилд

Ты возвращаешься в драмкружок.

И посещаешь его уже месяц.

Показываешься четвертую неделю подряд и принимаешь участие в репетициях. «Юлий Цезарь» скучен, но это лучше, чем ничего. Помешанный актер в тебе возьмет все, что может получить. Кроме того, перевоплощение в кого-то другого несет для тебя какой-то терапевтический эффект.

Может, поэтому тебе так нравится играть на сцене. Может, ты устал быть самим собой.

Девушка все еще сидит в зале каждую неделю. Иногда она пишет. В основном наблюдает. Когда она не наблюдает за тобой, ты ловишь себя на том, что наблюдаешь за ней. Ваши взгляды периодически встречаются, и она улыбается. Всегда.

За прошедший месяц кое-что изменилось. Вы двое стали близки. Она поцеловала тебя в первый раз на прошлой неделе. В библиотеке, во время обеда — просто наклонилась и поцеловала, сделав первый шаг. Было неожиданно.

С тех пор ты каждый день крадешь у нее поцелуи.

За исключением сегодня.

У тебя плохой день.

Пропустил несколько реплик. Ты отвлечен. У тебя такое выражение весь день, будто ты не здесь.

— Боже, Каннинг, соберись, — говорит Хастингс, проводя рукой по лицу. — Если ты не можешь справиться с ролью Брута...

— Пошел ты, — перебиваешь его. — Не выпендривайся, будто ты идеален.

— Я не совершаю ошибок новичка, — поясняет Хастингс. — Может, если бы ты не был так озабочен тем, чтобы трахнуть новенькую....

БАМ.

Ты затыкаешь его на полуслове ударом в лицо. Удар сильный, почти сбивает его с ног. Он пошатывается, когда ты подлетаешь к нему, хватаешь за воротник и дергаешь на себя.

— Закрой свой сраный рот.

Люди встают между вами двумя, растаскивая в стороны. Хастингс убегает с криком:

— Я не могу с ним работать.

Все в драмкружке приходят в ступор.