Призраки прошлого

В кабинете, кроме самого Рябушева, находились еще Доктор Менгеле и Алексеева. Марина взглянула на него, смочила водой кусок ткани и скрутила пару жгутов, достав вату из шкафчика на стене.

Она подошла к юноше и отерла кровь.

– Запрокинь голову и посиди так, – велела женщина, вставляя ему в нос ватки.

– Ты меня не хочешь спросить, можно ли помогать этому человеку? – недовольно поинтересовался Геннадий.

Алексеева нетерпеливо дернула плечами и села на свое место.

– Мне неприятно видеть кровавые сопли, – холодно ответила она.

Дима внутренне сжался: Марина говорила искренне. Ей действительно было все равно, что дальше будет с ним.

– Ну-с, молодой человек, что вы нам скажете? – притворно-вежливо обратился к Дмитрию полковник, смерив усталым взглядом Геннадия и Алексееву. Было видно, что это не первая конфронтация ученого и женщины, и командиру решительно надоело разнимать их ссоры.

Юноша стиснул зубы и молчал, глядя в пол.

– Тебе задали вопрос, – прошипел Геннадий. – На меня смотри!

Его бывший ученик продолжал смотреть перед собой, впервые в жизни решившись ослушаться наставника.

– Плохо работаешь, Влад, – проворчал Рябушев. – Раньше тебе требовалось куда меньше времени, чтобы донести до бунтовщиков нужные мысли.

– Виноват, товарищ полковник! – отрапортовал Дракула. – Упорствует. Исправлюсь!

– Да не ты должен исправиться, а он, – вздохнул Андрей Сергеевич. Он знал, что у Влада с легкой руки Димы была кличка «дуболом». Так и есть. Отличный исполнитель, физически силен, послушен, но туповат. – Ладно, свободен. Подожди за дверью.

В кабинете было тихо. Дмитрий знал, что все выжидательно смотрят на него, но не мог заставить себя поднять голову.

– Так и будем молчать? – спросил Рябушев.

Юноша ответил не ему. Он обратился к Алексеевой:

– Простите меня, Марина Александровна. Я виноват перед вами и перед Женей.

– Мертвым ни к чему извинения, – неожиданно зло бросила женщина.

Дима вздрогнул, но продолжал смотреть на нее.

– Вы живы. Я прошу вашего прощения. Вы вправе не прощать меня.

– И не прощу. Посочувствую, возможно, чисто по-человечески, но не прощу.

– Ты просишь прощения только у Марины? – раздраженно перебил женщину Доктор Менгеле.

– Только у нее. Вас я по-прежнему считаю садистом и моральным уродом. И у Марины Александровны я прошу прощения только потому, что считаю себя таким же.

Геннадий вскочил, готовый наброситься на своего воспитанника, но полковник осадил его:

– Сядь! Если с ним не справился Влад, то пара синяков от психованного профессора его уже не переубедит!

Марина подошла к двери и попросила дежурившего за дверью часового на несколько минут вывести заключенного в коридор. Дима на мгновение задержался у двери, схватил женщину за руку, но часовой тотчас оттащил его.

– Я прошу вашего милосердия! – прошептал юноша, в его глазах стояли слезы.

Алексеева отступила на шаг назад, брезгливо отерла запястье, будто испачкавшись.

– Женя просил вашего милосердия. Твоего и Доктора Менгеле. Я просила помиловать моего бедного мальчика. Вы поступили так, как считали нужным, Евгений мертв. Разве ты достоин прощения? Едва ли. Ты мне отвратителен, – ее слова обжигали, словно пощечины.

По щеке Димы покатилась слеза.

– Вы правы. Я недостоин милосердия. Но все же прошу его.

Женщина отвернулась. Часовой вытолкал пленника за дверь, и в кабинете снова стало тихо.

Первым тишину решился нарушить полковник.

– Я не ожидал от тебя такого, – удивленно сказал он.

– А чего ты ожидал, Андрей? Что я прощу ему и Геннадию смерть Жени? Что я прощу тебе приказ выбросить его умирать на поверхность, как собаку? – Марина говорила тихо, но лучше бы она кричала.

– Мы уже говорили об этом, хватит! – одернул ее Рябушев. – Сейчас решается судьба Холодова. Гена, ты, конечно, жаждешь мести?

– Этот маленький паршивец запорол мой эксперимент! Сколько сил вложено в образование этого щенка, сколько средств! Алексеева, это ты надоумила его, что мы тут палачи и садисты? Если ты, я тебя рядом с ним закопаю! – Доктор Менгеле долго сдерживался, но сейчас его прорвало.

– Ничего вы мне не сделаете, – спокойно ответила Марина. – Впрочем, мне все равно. А с мальчишкой… Теряешь хватку, Андрей. Он слишком долго держится. Упорствует.

– И ты это осуждаешь? Ты?! – Рябушев смотрел на нее со смесью ужаса и восхищения.

– Ты сломал даже меня. И сотни человек до него. А на слабеньком, изнеженном Диме твоя машина по превращению людей в послушную биомассу застопорилась. Он перестал бояться, и поэтому вы теперь бессильны. Его раскаянье напоминает какое-то помешательство, мальчику кажется, что своими страданиями он может искупить вину. Оставь его в покое, и он накажет себя сам, – в голосе женщины не было ни тени сострадания.

– Я тебя недооценивал, – протянул полковник.

– Я тебя еще удивлю, – кивнула Марина, задумавшись о своем.

– Хватит! – Доктор Менгеле стукнул кулаком по столу, не желая успокаиваться. – Этот мерзавец должен быть наказан!