– Я ошибся в расчетах. У нас нет двух недель, нужно уходить. Прямо сейчас. Час – на сборы, с собой берите только нужное, мы идем в Загорянку, там большой бункер, будем стучаться к ним. Переход в метро невозможен. Больные малыши вдохнули слишком большую концентрацию грибов, процессы в их организмах необратимы. Чтобы этого не случилось с нами, нужно бежать, и как можно скорее, – голос ученого прозвучал совсем безнадежно.
Дима не знал, правильно ли они поступают, ничего не слышал про Загорянку и принял решение, поверив Але на слово. Ему повезло, последние несколько дней позволили «заморышу» завоевать если не полное доверие, то, как минимум, авторитет. Значит, так нужно…
Собирались впопыхах, вопросов никто не задавал, было не до того. Женщины скидывали в рюкзаки немногочисленные пожитки, мужчины проверяли оружие.
Дима отозвал Бугая в сторону, замялся, не зная, как начать неприятный разговор.
– Детей нельзя брать с собой. Через некоторое время они станут опасны. Мы не можем им помочь, процессы необратимы…
Борис Борисович побледнел, посмотрел с сомнением, но усталые, полные отчаянья глаза парня были красноречивее слов. Бугай кивнул, медленно, будто с усилием, и отошел.
Дмитрий вернулся к Але. Девушка сидела на грязном матрасе – растрепанная, с темными кругами под глазами.
– Как ты пойдешь? Сможешь?
– Где наша не пропадала, – мрачно махнула рукой Алевтина, вставая. Она нашла в углу заскорузлые от крови джинсы и без малейшей брезгливости натянула их на ноги. – В раскорячку пойду, как ковбой. И да… Спасибо тебе. Я перед тобой в долгу, ты мне жизнь спас.
Аля обняла Диму, прижалась к нему всем телом – такая хрупкая, маленькая без огромного живота. Ему хотелось спрятать ее от всего мира, закрыть собой, от нежности и любви защипало в носу, потянуло где-то ниже пояса.
– Я люблю тебя, – шепнул он ей на ухо.
Девушка отпрянула, в ее глазах было что-то странное: боль, стыд, а вместе с этим – глубокое и чистое чувство.
– Я тоже тебя люблю…
Дмитрий пришел в себя после суеты сборов уже на улице, среди сугробов, поблескивающих в тусклом дневном свете. Бункер остался позади, безлюдный и безжизненный.
Хотя… Тут молодой ученый врал самому себе, и эта мысль зудела надоедливым комаром, тревожила. Там остались дети. Дима соврал Борису Борисовичу, малышей можно было бы спасти, но – не здесь и не сейчас, нужны были лекарства, лаборатория… Так что, пожалуй, сказал почти правду. Только вот совесть почему-то заедала и мучила. Лена кричала, ругалась у порога, не хотела уходить, мужчины вывели ее, и теперь она шла где-то позади, едва переступая ногами по глубокому снегу. А дети… Их оставили спящими возле дверей, ребята даже не поймут, что их бросили, без медикаментов это не люди – берсерки, кровожадные и неуправляемые. Опасные для всех остальных. Не уберегли, не доглядели. И теперь, ради дела выживших… Дмитрий передернулся, слишком уж его мысли напоминали пропаганду полковника и Доктора Менгеле. Впрочем, на рефлексию времени не было.
Аля шла рядом, чуть пошатываясь, ее тяжелое дыхание слышалось даже сквозь противогаз. Только бы ей дойти. Обессиленная, больная… Дима попытался подхватить ее под локоть, но девушка раздраженно оттолкнула его руку, боясь показать свою слабость.
Сбоку от колонны шли Бугай, Ефремыч и Денис с ружьями наизготовку, по центру – Лена и Галя, рядом Васятка и парнишка, чьего имени Дмитрий не запомнил, вели бабу Шуру, еще двое помогали идти усталому старику. Остальные замыкали, за старшего остался Бандит в своей неизменной бандане с черепами, которую он залихватски намотал поверх противогаза.
Снег прекратился, но мутные тяжелые тучи плыли низко-низко, предвещая очередную бурю, солнце не проглядывало сквозь их ватную пелену.
Аля показывала дорогу. Вышли почти к самым Мытищам, когда девушка махнула рукой налево и повела всех отчего-то не к Теплоцентрали, а левее, вдоль кладбища, в сторону мемориала и леса. Дима насторожился, но уверенные шаги спутницы заставили его подавить в себе червячка сомнений.
И все же что-то было не так.
– Аля?
Девушка обернулась, дернула плечами.
– Хочешь спросить, почему мы свернули? Возле ТЭЦ появились тифоны, обойдем кругом, через мемориальное кладбище, и свернем в Мытищи дальше, – нервно ответила она, раздраженная вопросами.
Что-то в ее словах показалось Диме странным, что-то зацепило слух, но что? Он не смог понять.
– Хорошо. Я тебе верю.
– Нужно сходить в разведку. Оставим основную группу у мемориала, сами быстро проверим переход и вернемся обратно. Борис Борисыч! – Алевтина поспешила к Бугаю, что-то торопливо заговорила ему почти на ухо.
– Тьху, мать! – в своей манере выругался командир. – Ну, надо так надо. Ребята, привал!
Жители Нагорного устраивались на отдых прямо на снегу, в тени полуразрушенных колонн памятника погибшим во всех войнах. Две гранитные стелы устремлялись в небо, ни Катастрофа, ни годы не смогли их сломать до конца.