Призраки прошлого

– Пожалуйста, Вселенная, если ты меня слышишь, пусть все получится! Пусть моя Птичка останется жива, я должен, должен ее спасти! – беззвучно, одними губами шептал Дима, как молитву.

Его наставник удобно устроился на стуле в углу, с усмешкой наблюдая за действиями своего подопечного.

За стойкой что-то грохнуло, колба брызнула осколками, юноша выругался. Он торопился, слишком торопился, и за это поплатился изрезанной рукой. Впрочем, это все было уже не важно, какой смысл будет в жизни, если Алевтина умрет?

Тик-так. Потерпи, Птичка. Еще немного, совсем чуть-чуть.

Дима снял противоядие с горелки, вылил его в бумажный фильтр и выбежал из лаборатории. Еще минимум пятнадцать минут, пока процеживается и остывает. Как же бесконечно долго!

Аля металась на полу, едва не задушив себя привязанной к руке веревкой, вскрикивала, кусала губы до крови.

– Прости меня… Это я во всем виноват, если бы не мое упрямство, ты была бы в порядке. Потерпи, я все сделаю. Моя Птичка, я не могу быстрее, не могу! Пожалуйста, родная, любимая, потерпи! Мой проклятый эгоизм! Прости меня… Прости… – отчаянно шептал юноша, вцепившись в прутья.

По его лицу текли горячие, мучительные слезы. Как ему хотелось защитить ее, закрыть собой от всех страданий, но он не смог и этого. Девушка не слышала.

Проклятые грибы! Старый паук Доктор Менгеле! Снова, снова, снова, бесконечный круг!

Дима опять оказался в лаборатории, набрал содержимое колбы в шприц. «А если ошибка? Если будет только хуже?» – эти мысли сводили с ума, но выбора не было.

– Все готово. Идемте, – хрипло проговорил молодой ученый.

Ей будет больно. Инъекция мучительна, он точно это знал. У Димы так сильно тряслись руки, что он едва не выронил драгоценное противоядие.

– Не могу! Я не могу! – крикнул он, протягивая наставнику шприц.

– Ты стал таким слюнтяем и мямлей, – раздраженно бросил Геннадий Львович и склонился над дочерью. Юноша отвернулся, закрыл глаза, не в силах больше видеть этот кошмар.

Ученый с трудом сумел поставить укол, Аля выгибалась дугой, дергалась. Разрывающий душу крик эхом отразился от потолка и стен, и все стихло. Девушка хватала ртом воздух, билась в конвульсиях на полу, а Дима не решался взглянуть. Неужели не вышло? Неужели ошибка?

– Пожалуйста… пожалуйста, действуй! – чуть слышно молил молодой ученый, размазывая по лицу слезы.

Спустя пару минут Аля затихла – безжизненная, белая, как мел. На подбородке буроватой каплей запеклась кровь из прокушенной губы.

– А говорил, что не сможешь. Я в тебе не сомневался, – довольно заявил Геннадий Львович, глядя, как Дима отвязывает веревку и поднимает девушку на руки.

– А если бы я не успел? – тихо, опустошенно спросил юноша, стеклянным взглядом глядя куда-то в сторону.

От пережитого ужаса его трясло, сознание будто затопил липкий туман, мысли двигались тяжело, с усилием.

– Но ты успел, – пожал плечами Доктор Менгеле.

– Это ваша дочь. Она могла погибнуть.

– Это была бы досадная случайность. Впрочем, я в тебе никогда не сомневался. А если снова начнешь творить глупости и пытаться говорить о принципах, в следующий раз можешь и не успеть, – безжалостно припечатал ученый.

– Хорошо. Я сделаю все, что вы хотите, в обмен на неприкосновенность Алевтины, – голос Дмитрия прозвучал бесцветно, в нем не осталось ни гнева, ни страха, одна лишь безнадежная усталость.

– Вот и умница. Можешь остаться с ней, думаю, ты заслужил. Твои вещи перенесли в соседнее помещение, теперь ты будешь жить здесь. Иди.

Аля лежала без сознания, укутанная в одеяло. Ее рука, тонкая и холодная, свешивалась вниз с узкой кровати, жуткая, как у трупа.

Дима прижимал к губам ее пальцы, будто желая согреть своим дыханием, и шептал:

– Только живи. Только живи, я прошу тебя…

Он уснул, не выпуская ее ладони из своей, и проснулся поздней ночью.

– Пить… – надтреснутым шепотом выговорила девушка. Она смотрела в потолок безумными глазами и повторяла одно и то же слово.

Дима смочил кусок ткани и поднес к ее губам.

– Тебе нельзя, – жалобно прошептал он, зная, что доставляет любимой очередные страдания. – Потерпи, утром я введу тебе еще одну дозу препарата, и тогда все точно будет в порядке.

Алевтина облизала пересохшие губы.

– Ты сдался, – горько проговорила она. – Если я еще жива.

– Да, сдался, – внешне спокойно, даже равнодушно кивнул молодой ученый. – Твоя жизнь мне дороже всего на свете. Я не могу тебя потерять.

– Идиот… – простонала Аля. – Ведь я тебя предала…

Она приподнялась на локтях и уставилась в стену, туда, где желтый круг лампы высвечивал трещинки в побелке.

– Тише, тише, ты бредишь. Ложись, тебе не надо вставать, – Дима попытался уложить ее обратно, но девушка раздраженно оттолкнула его руку.

– Мне говорить тяжело. Послушай молча. Я предала тебя, продала отцу в обмен на свое возвращение…

Каждое слово давалось ей с трудом, Алевтина уронила голову на подушку и продолжила, глядя в сторону.

– Я обманула тебя. Когда ты нашел меня на поверхности в Нагорном, я возвращалась с блокпоста в Болшево… – девушка закашлялась.