Призраки прошлого

– Говорил, – Дима привлек девушку к себе. – Но что там, загадка для всех нас, мы идем в разведку, а дальше – как пойдет. Сам понятия не имею, честное слово. Но знаешь… Давай бояться по факту, а? Если мы сейчас будем думать об этом, сойдем с ума от страха еще до того, как найдем вход. Вдруг мы зря себя накручиваем, иногда туннель – это просто подземное сооружение. Пол, потолок и стены – и все.

– Я не боюсь, просто немного тревожно, – Алевтина положила голову ему на плечо. – Неизвестность пугает. А так – что будет, то и будет, назад дороги нет.

Остальные члены отряда молчали. Опытные разведчики, они, даже если им и было жутко, не показывали этого. Старший, Виталий, суровый мужчина сорока лет, пару раз клацнул затвором, проверяя оружие, и закинул автомат на плечо.

– Ну что, идем? Раньше сядем, раньше выйдем, – пробасил он.

– Идем, да… Вперед.

Невысокий и худой Дима, на котором защитный плащ висел мешком, добавляя ему сходства с пугалом, совершенно не походил на командира отряда и до сих пор не понимал, зачем Доктор Менгеле доверил ему командование. Подсознательно он чувствовал себя ответственным за жизнь всех шестерых, хотя что ребята, что Аля были куда опытнее него в вопросах передвижения по поверхности.

Снег скрадывал звуки, даже шагов не было слышно, и юноша поминутно оглядывался, проверяя, все ли на месте.

Он вспоминал запись из дневника Марины и думал о том, как Женя и его отряд так же уходили в неизвестность, но они надеялись на спасение, а у него все было иначе. Впрочем, ему казалось порой, что действительно существует какая-то карма, то самое мистическое воздаяние, о котором молодой ученый читал в одной из книг. Судьба настойчиво тыкала юношу лицом в его собственные преступления, давая понять, что ощущали те несчастные, в чьих бедах он был виновен, прямо или косвенно.

Жестокие пытки, животный ужас при виде грибов, и он, Дима, связанный и беспомощный. Аля, самое дорогое, что у него есть, бьющаяся в конвульсиях из-за препарата и обвиняющая его же в бесхребетности после всего, что он сделал… И вот теперь путь, этот путь по заснеженным шпалам, дорога в никуда через белое марево.

Дмитрий дал команду остановиться и достал карту. Вдалеке угадывались очертания станции Лосиноостровская, а значит, где-то совсем рядом нужно было сворачивать за изломанное металлическое ограждение и искать спуск под землю.

– Ребята, мы ищем вход в туннель или вентшахту, как выглядит – все догадываются. Расходимся попарно, сигнал опасности – выстрел в воздух, как только найдете что-то – два длинных, один короткий фонарем, будьте внимательны и осторожны. Я иду один. Алевтина, ты с Виталием. Вперед. Дальше пятисот метров не отходить, расчетное время – десять минут, после этого встречаемся здесь, – скомандовал Дима и первым исчез за пеленой метели.

Рельсы угадывались лишь по остовам электричек, сугробы выросли по колено, проржавевшие до дыр поезда занесло почти по днище. По логике вещей, в туннель должны были вести рельсы, как-то же должны были туда направляться вагоны?

– Поди туда – не знаю куда, – ворчал себе под нос Дима, озираясь вокруг.

Накануне выхода молодой ученый и его наставник долго беседовали в кабинете. Один из мутировавших воспитанников бункера Алексеевой нужен был для создания «капель берсерка». Геннадий Львович утверждал, что на Марину практически не действовали споры грибов, ей не страшны были радиация и биологические угрозы, даже после возвращения в человеческий облик. Ну и конечно – притупленные чувства, как и у всех ее детей, этот эффект не давал покоя Доктору Менгеле, и одним пластохиноном он не мог достичь желаемого. Ученый с фанатичным огоньком в глазах рассуждал об армии практически неуязвимых, физически сильных и – что самое главное – послушных людей, которые станут таковыми под действием его препаратов. Идеальный новый человек в том обновленном мире на поверхности, о котором мечтали и полковник Рябушев, и профессор Вязников, и – с его подачи – генерал Леушевский. Измена Марины сорвала все планы ученого, и теперь у него не было времени на серию экспериментов, которые могли бы не увенчаться успехом, ему нужен был живой образец, подопытный мутант, который мог дать материал для создания необходимых инъекций. Геннадий был уже далеко не молод, годы в лабораториях, с порой опасными реагентами, подорвали его здоровье, и он понимал, что даже если ему повезет прожить еще двадцать лет – это катастрофически мало для того, чтобы увидеть новый мир, в который он истово верил.