Призраки прошлого

Ржавые скобы угрожающе скрипели под ногами, но выдержали. Спуск показался Диме настоящим адом, одной рукой он пытался удержаться, вторая плетью висела вдоль тела, к ней был примотан фонарик, освещавший черную бездну. Десять. Пятьдесят. Сто. Эти ступени казались бесконечными. На сто пятидесятой отвесная стена наконец закончилась, и молодой ученый спрыгнул на гнилые доски, влажно спружинившие под ногами, даже под его небольшим весом они рассыпались в труху.

Дима нервно обернулся, отстегнул от рукава фонарь и осветил глухой мрак.

Впереди был туннель, темная труба с неровным и щербатым бетонным полом, утопленные в углубления рельсы устремлялись вдаль, в сторону Москвы.

Желтое пятно света выхватило несколько метров и потерялось в темноте. Дмитрий прислушался. Тихо… Где-то вдалеке капала вода, эхо отражалось от стен.

Сзади до самого потолка возвышался покрытый облупившейся краской гермозатвор. Путь был только вперед: механизм за годы заржавел настолько, что открыть его не представлялось ни малейшей возможности. Впрочем, в этом не было смысла, за воротами – несколько километров ветхого бетона и завал почти у самого бункера Метровагонмаш.

Сердце гулко колотилось в груди. Отставить панику. Здесь нет ничего страшного, все тихо и спокойно.

– Слишком спокойно, – пробормотал Дима. Если бы здесь завывал ветер или хотя бы бегали крысы, ему было бы легче. Но вокруг – тишина, прерываемая сводящим с ума стуком капель. Вдох-выдох. Какие неуместные фантазии рисует воображение…

Юноша поднял фонарь вверх.

– Спускайтесь! – крикнул он, и его голос закружился, понесся куда-то далеко, дробясь на сотни голосов – так, что затряслись поджилки, и внизу живота стало горячо и больно.

Сверху посыпалась ржавая труха, упал комок снега. Спустился Виталий, следом за ним – Алевтина, она встряхнулась, как недовольная кошка, фонарик подрагивал у нее в руках, и от этого казалось, что стены шевелятся, как живые.

Наконец вся группа была в сборе.

– Ну что, я предлагаю идти, пока хватит сил. Чем быстрее мы окажемся вне этого места, тем всем будет приятнее, не так ли? – предложил Дима.

Его поддержали единогласно. Всего каких-то двадцать километров. По ровному полу туннеля, без снега и ветра – пять часов ходу, даже смешно.

На стенах собирались капли, сбегали ручейками на пол и превращались в лужи, за двадцать лет бетон обветшал, стал пропускать воду.

Впереди, насколько хватало света, была черная труба, мрак был осязаемым, густым, казалось, его можно зачерпывать горстями. Незваные гости чувствовали себя крохотными, жалкими в удушающей темноте, она давила, лишала сил и воли.

Дмитрий осторожно приподнял противогаз и принюхался. Пахло сыростью и мокрым камнем, а еще почти неуловимо – гнилью. Терпимо. Молодой ученый махнул рукой, и его спутники с облегчением стащили резиновые маски. Идти сразу стало легче, люди даже как-то повеселели, избавившись от душащих фильтров, ощутив на лицах пусть затхлый и неподвижный, но воздух.

В бункерах, где тщательно работала система вентиляции, обычно стояли запахи еды и обжитого, хорошо знакомого дома. Здесь, под землей, куда почти четверть века не ступал человек, все было совсем иначе, волновало, заставляло сердце колотиться чаще.

Шли медленно, освещая фонарями каждый метр пути, пол и потолок, ожидая опасности откуда угодно. Шаги гулким эхом отдавались от стен, и в тишине казалось, что впереди и сзади кто-то крадется.

Замыкающий Иван нервничал, то и дело оглядывался назад, высвечивая стены за спиной. Нет, ничего. Показалось. И через три шага снова – мазнуть белым пятном по лужам, по влажным стенам. Пусто. Это просто кровь стучит в висках.

Пару раз останавливались, и когда шаги замирали, тишина разрывала уши, было слышно напряженное, частое дыхание перепуганных людей.

Диме казалось, туннель наблюдает за ними, тысячей невидимых глаз следит за каждым шагом и смеется ехидно: глупые людишки, зря вы сюда сунулись.

– Да твою же мать! – наконец крикнул молодой ученый, устыдившись собственных фантазий.

Крик раздробился, отразился от стен и вернулся. «Мать… мать…» – искаженно и надтреснуто повторила темнота.

– Серьезно, ребят, что мы трясемся? Здесь ничего нет, – голос Алевтины прозвучал жалко и неуверенно, фонарь дернулся в руках.

– Так, хорош ссать! – вдруг раздраженно рявкнул Виталий, оттеснил Диму плечом и пошел вперед, разрывая спасительным фонариком беспросветный сумрак.

Оцепенение будто спало, лопнул кокон, опутавший разведчиков тревогой и жутью. Дальше пошли быстрее. Здесь действительно ничего нет. Все остальное – игры подсознания, обостренное чутье. Страх туннеля, так называли в большом метро это чувство?

Час шли почти по прямой, труба убегала под землей, ровная, как стрела, просто стены и бетонный пол с утопленными в углубления рельсами.

А дальше туннель начал петлять, появились ответвления, какие-то ходы, забранные решетками, пара задраенных наглухо гермозатворов в стенах.