Я знаю, потому что она не только моя дочь.
Его кровь тоже течет по ее венам.
Он был мечтателем. Деятелем.
Когда находился не под кайфом, когда не был пьян, когда не был слетевшим с катушек, я видела что-то в нем, что-то, что сейчас вижу в Мэдди. У них одна и та же душа, они живут тем же самым сердцем.
И это чертовски меня пугает.
— Мамочка, какая болезнь у Бризо? Что у него болит?
— Эм, я не уверена, — признаюсь. — Наверное, болит все тело. Джонни, тот парень, который играет Бризо, сбила машина, когда он помогал девочке.
— Но ему станет лучше?
Мэдди настороженно смотрит на меня.
Она переживает о своем герое.
Я пыталась объяснить разницу между реальностью и фильмом, чтобы ее подготовить, на всякий случай, но не уверена, что она поняла.
— Ему станет лучше, — заверяю ее. — Не переживай, золотце.
***
— Я просто... я просто не могу в это поверить, — говорит Бетани, стоя позади меня в проходе, пока я раскладываю консервы. Она прислоняется к полке, полностью погруженная в последний выпуск «Хроник Голливуда». Весь выпуск посвящен Джонатану.
Статья за статьей, догадки и теории. Наркотики. Алкоголь. Может, он хотел совершить суицид. У меня не было желания читать эту чушь, но Бетани делилась каждой деталью во время обеденного перерыва.
— Ты же знаешь, что должна сначала заплатить, прежде чем читать, — говорю ей. — Это не библиотека.
Она закатывает глаза, перелистывая страницу.
— Ты звучишь как моя мама, говоря это.
Я морщусь.
— Я не такая уж старая.
— А звучит так.
— Неважно, — бормочу. — Просто говорю....
— Ты просто говоришь: либо займись делом, либо заткнись, я поняла, — она закрывает журнал, когда показывает жестом, будто держит рот на замке. — В любом случае, я уже почти все прочитала. — Кто вообще покупает этот хлам?
Она покупает, думаю я. Я видела.
Бетани затихает на какое-то время, пока я работаю, затем спрашивает:
— Ты ведь не веришь в это?
— Во что?
— То, что здесь написано, — говорит она, показывая рукой на журналы.
— Я верю в то, что моя точка зрения не имеет значения.
— Но нет ничего невозможного, когда дело касается Джонни Каннинга, верно?
Я резко смотрю на нее, когда она жалит меня моими же словами.
— Верно.
Она хмурится, побежденная, и возвращается к своей кассе.
Заканчиваю свои дела, пытаясь выкинуть всю историю из головы. В три часа дня отмечаю время ухода, хватаю несколько бакалейных товаров и иду на кассу. В четыре часа я должна вернуться на инвентаризацию. Мне хватит времени увидеть Мэдди после садика и оставить ее у отца. Я расплачиваюсь и собираюсь уходить, когда замечаю «Хроники Голливуда» под кассой Бетани, что означает, она их купила.
— Слушай, ты встречала Джонни Каннинга, верно? — спрашиваю. — И он был мил с тобой?
— Да.
— Ведь это то, что имеет значение, верно? Что бы эта желтая газетенка ни говорила о нем плохого, тебе кажется по-другому. Не позволяй какому-то человеку, который сидит за компьютером и придумывает сенсационную историю, менять твои представления о том, во что ты веришь.
Она улыбается.
Я не поддерживаю.
На самом деле почти съеживаюсь.
Как будто, чтобы добить меня, «Веришь ли ты» в исполнении Шер начинает играть по радио, и я полагаю, что вот мое время уходить. Нужно в срочном порядке обновить саундтрек к моей жизни. Усевшись в машину, доезжаю до дома отца, как раз когда прибывает школьный автобус. Мой отец сидит на крыльце в своем кресле-качалке, смотря на соседние дома.
— Ах, вот моя девочка! — говорит он, поднимаясь на ноги, расставив руки. Мэдди бежит к нему в объятия, волоча свой рюкзак по земле.
— Знаешь что, дедуля?! — восклицает она, не давай ему времени предположить, когда продолжает. — Я видела, что с Бризо случился несчастный случай, поэтому мама разрешила мне нарисовать ему картинку!
Глаза моего отца расширяются, когда он смотрит на меня.
— Я пообещала ей, что мы найдем адрес и отправим ее ему, — объясняю. — Что-то вроде почты для фанатов.
— Имеет смысл.
— Ты хочешь тоже нарисовать, дедуля? — спрашивает Мэдди. — Уверена, что мой рисунок будет лучше, но ты тоже сможешь попробовать.
Папа сердито смотрит.
— Почему ты считаешь, что твой будет лучше?
— Потому что я лучше тебя в рисовании, — поясняет Мэдди. — Ты тоже хорош, а мамочка не умеет рисовать.
— Эй, — говорю, защищаясь. — Я могу нарисовать несколько классных звездочек.
Мэдди драматически закатывает глаза, убедившись, что я это вижу, и произносит:
— Это не считается, — прежде чем заходит внутрь.
— Ты слышала девчонку? — говорит папа, ухмыляясь и пихая меня локтем, когда я присоединяюсь к нему на крыльце. — Твои звезды не считаются, детка.
После того, как делаю Мэдди и папе сэндвичи, в то время как они садятся за стол с листами и карандашами и упаковкой шоколадного пирога на столе (думая, что я этого не замечаю), я целую Мэдди в макушку.
— Должна вернуться на работу, золотко. Увидимся вечером.
Когда выхожу на улицу, начинается морось. Фу, ну почему так дождливо в последнее время? Вытаскивая ключи, начинаю спускаться с крыльца, когда замечаю движение. Поворачиваюсь в направлении своей машины и резко замираю.