Мать все время ныла, что денег не хватает, – в дешевый посольский магазин их уже не пускали. Но больше всего они возмущались тем, что со всех заработков во Франции приходится-таки платить налоги… Валя между тем потихонечку закончила лицей, поступила на литфак в Сорбонну, но через год вылетела оттуда за непосещаемость. Она стала пропадать в полубогемных компаниях, где курили травку, до утра тусовались в мюзик-барах и баржах-салунах на Сене и где слово «приятель» совершенно нормально воспринималось как синоним слова «любовник». Родители уже всерьез подумывали о том, как бы отправить ее в Россию на перевоспитание. Моховой оказался для нее спасением. Он предложил Малинину, как старому торгпредскому знакомому, дать дочке подработать. Она провела три дня с Моховым и с делегацией из Москвы, а на четвертую ночь, проводив гостей, оказалась в квартире у Мохового, да там так и осталась, благо его половина была в то время в Москве. Моховой вскоре после этого быстро развелся с женой, и они с Валей обвенчались в храме Александра Невского на рю Дарю, который прежде русские обходили за версту как «цитадель белой эмиграции». Но все меняется. В России быть эмигрантом стало модно, а белым – так даже престижно.
Дела Мохового быстро шли в гору. «Ты приносишь мне удачу», – говорил он Вале. Удача у него была. Но и работал он по 15–17 часов в сутки. Уставал. Стал много пить. И время от времени, как стала замечать Валя, покуривал травку. Она тоже. Жизнь шла на бешеных оборотах. Моховой часто уезжал в какие-то странные командировки то на Ближний Восток, то в Африку, то в Югославию. Валя подолгу оставалась одна на вилле «Мандрагора», куда они окончательно переселились из Парижа. Там компанию ей составляли только охранник, из которого слова нельзя было вытянуть, да Степан, комендант из «Русского замка», со своей женой, которые приходили к ней убирать виллу и готовить еду. Старых ее друзей Моховой не любил, а ее стариков приглашал редко. И когда Моховой объявил ей, что выписывает из Москвы сына, чтобы он мог жить и учиться во Франции, она искренне этому обрадовалась. Ей казалось, что он взяла с ним правильный тон. Они были «подружки». У них были свои секреты. Они уходили, если в доме был Моховой или посторонние, в другие комнаты «поговорить о своем, о девичьем». Валя любила подурачиться. Она мазала Юре губы губной помадой, наводила ему полный макияж, увешивала украшениями и обряжала его в свои платья и парики. «А ты у меня хорошенькая!» – покатывалась она со смеху. Юра хохотал вместе с ней, когда им удавалось вместе обмануть отца и тот спрашивал: «Это что у тебя, новая подруга?».