Призраки Северной столицы. Легенды и мифы питерского Зазеркалья.

Об отношении царя к Монферрану можно судить и по разговору, якобы случившемуся однажды между ними. Поклонник итальянской школы живописи, Николай I настаивал на приглашении к росписи внутренних стен собора итальянских мастеров. Монферран же отдавал предпочтение русским мастерам. Разговор незаметно перешел в спор. «Да как же вы, Ваше Величество, – убеждал по-французски царя архитектор, – не понимаете, что НАШИ РУССКИЕ художники распишут русский храм лучше итальянцев!» Император расхохотался, хлопнул Монферрана по плечу и весело воскликнул: «Ну что же! Пускай собор расписывают ВАШИ РУССКИЕ художники». Между тем, завистники не унимались. На этот раз заговорили о том, что Александровская колонна – второе крупнейшее произведение Монферрана в Петербурге – по проекту должна была быть мраморной, да вот мрамор пошел на украшение собственного дома архитектора, а колонну пришлось якобы по этой причине сделать из гранита.

«Дом» Монферрана, или «Жилище каменщика», как называл свой дом сам архитектор, славился не только коллекцией, которая в Петербурге считалась второй после эрмитажной. Радушный хозяин любил гостей, но, как говорили в Петербурге, «приглашал не более девяти, по числу греческих муз, полагая, что только такое количество соответствует приятной беседе».

Действительной причиной смерти Монферрана, по свидетельству его лечащего врача, стал «острый приступ ревматизма, наступивший после перенесенного воспаления легких». В завещании Монферран просил похоронить себя под сводами своего главного детища – Исаакиевского собора. Если верить фольклору, ему, католику по вероисповеданию, было отказано в погребении в православном храме. В Исаакиевском соборе состоялась только панихида. Затем тело зодчего обнесли вокруг собора. Отпевание же происходило в католическом костеле Святой Екатерины на Невском проспекте. Вскоре вдова Монферрана увезла его тело во Францию. Впоследствии могила зодчего затерялась. И место его погребения до сих пор остается неизвестным.

А в Петербурге остался призрак великого зодчего. По утверждению фольклора, он никогда не является внутри православного Исаакиевского собора, а только снаружи. «Темными ночами на ступенях огромного храма является тень человека в темном сюртуке, похожем на пальто». Монферран тихо прогуливается, то появляясь, то ненадолго скрываясь за мощными гранитными колоннами. Его вроде бы не смущают редкие ночные прохожие, и, только если пристально на него посмотреть, он исчезает. Впрочем, если верить фольклору, тут же появляется в другом месте, недалеко от Исаакиевского собора, у Александровской колонны, установленной в центре Дворцовой площади по проекту Монферрана.

Безымянный призрак не то архитектора, не то одного из его помощников вот уже более двух столетий живет под сводами другого петербургского храма – Смольного собора.

Смольный собор возведен на месте старинного русского села Спасского, в котором еще в XVII веке шведы соорудили укрепленный форт Сабина, прозванный русскими «Спасский шанец». Затем, уже при Петре I, здесь строится так называемый Смольный двор, на котором производилась и хранилась смола для нужд Адмиралтейства. Непосредственно на месте будущего Смольного собора стоял небольшой дворец, или Смольный дом, как его называли в XVIII веке, где в годы царствования Анны Иоанновны под неусыпным надзором герцога Бирона, чуть ли не в заточении, жила дочь Петра I цесаревна Елизавета. Появление Смольного собора именно на этом месте связано с легендой, согласно которой еще в день восшествия на престол Елизавета якобы дала обет, что «если будет императрицей, заложит на том месте монастырь».

А на четвертом году своего царствования набожная императрица Елизавета Петровна будто бы решила отречься от престола в пользу своего племянника великого князя Петра Федоровича, к тому времени объявленного уже наследником престола, и удалиться в монастырь. Но расстаться со столицей – творением своего великого отца, ей, верной дочери Петра I, не хотелось. Поэтому будто бы и возникла идея возвести собор на берегу Невы, на месте старого Смольного дома, в непосредственной близости к творению своего отца – Петербургу.