Призраки стекла (ЛП)

— Боюсь, предполагается ответ «да» или «нет», мисс Дарлинг.

— Тогда — да.

— Я объявляю вас мужем и женой, — сказал священник с бесстрастным спокойствием, которое чуть не заставило меня рассмеяться. — Теперь вы можете поцеловать невесту.

Я напряглась, приготовившись к прикосновению.

Но Эфраим, как ни странно, не поцеловал невесту, а отвернулся от меня.

— Господа, еще раз благодарю вас за помощь. Шеф, увидимся на благотворительном вечере в следующую среду. Отец, ваша тайна останется при мне.

Оба мужчины кивнули и чопорно вышли из комнаты, даже не взглянув в мою сторону.

Я ошеломленно смотрела на происходящее.

— Что это было?

Эфраим небрежно взглянул на меня, как будто забыл о моем присутствии.

— Твоя свадьба. Все ли было так, как ты мечтала?

— Ты знаешь, о чем я говорю.

Он почесал заросшую щетиной челюсть.

— Ты должна знать, как все устроено в Саванне, Уитни.

— Прости?

— Старый добрый мужской клуб. — Он сардонически улыбнулся. — Твой отец — член клуба, пусть и отсутствующий.

Я постаралась не вздрогнуть. Это была правда. Я выросла и стала свидетелем многих тайных сделок. В таком старом городе, как Саванна, была политика, которую можно увидеть, и благодаря которой делались все дела. Ничто и никогда не являлось таким, каким казалось на первый взгляд.

— Я человек, а не деловая сделка на поле для гольфа.

Он ухмыльнулся и показал в сторону соседней гостиной.

— Следуй за мной.

Я стояла на месте, задыхаясь от внезапно нахлынувшей паники.

— Это была не просьба, Уитни, — отрезал Эфраим. — Иди сюда, пожалуйста.

Я потопала за ним.

— Почему так? — я зарычала. — Ты так зол на меня, что решил попытаться меня унизить?

Он развернулся ко мне, его глаза сверкнули.

— Я не собирался позволить тебе улизнуть посреди ночи и разрушить Дарлинг-Хаус и то, что осталось от твоей семьи. Теперь мы женаты, Уитни Каллаган. И будь то ад или паводок, мы останемся супругами на весь следующий год.

Я тяжело сглотнула. Поскольку ничего не могла на это ответить.

Он был совершенно прав.

Я думала об отъезде, и он знал меня достаточно хорошо, чтобы догадаться об этом.

И снова он оказался тем, кто поставил благо моей семьи превыше всего.

— А если я откажусь?

— О, уже слишком поздно для этого, любовь моя.

— Как будто ты оставил мне выбор.

— Выбор есть всегда, — в его словах сквозило презрение.

— Как к этому отнесется Эванджелин? — я покраснела, мое дыхание участилось. — Мне не кажется, что она поймет.

— Не впутывай ее в это дело.

— Это обоснованный вопрос.

Он сжал челюсть.

— Это касается только Эванджелин и меня.

Были ли у него к ней чувства? Настоящие?

Мои колени ослабли, и я опустилась на край бледно-голубого дивана.

Эфраим прислонился плечом к дверному косяку, и я впервые обратила внимание на черный шелковый мешочек, свисающий с его пальцев.

— Вот, — сказал он, протянув его мне. — У тебя есть идеи, почему Алистер попросил меня отдать тебе это?

Я поняла, что он не намерен подходить ко мне, и через мгновение тяжело поднялась на ноги, каждый шаг в сторону нового мужа был продиктован исключительно любопытством.

Даже не встретившись с Эфраимом взглядом, я взяла мешочек и перевернула его вверх дном, пока на мою ладонь не вывалился маленький прохладный предмет. Круглый золотой кулон, прикрепленный к тонкой цепочке, послал мне блик. Я перевернула кулон. Из бледных нитей был выткан замысловатый узор в виде цветка в центре, и все это хранилось под гладким стеклянным куполом. Почти как медальон.

— Никогда такого не видела.

— Траурное украшение, — спокойно сказал Эфраим. — Этот цветок сделан из человеческого волоса.

Я вздрогнула и положила ожерелье на мраморный журнальный столик.

— Чей волос?

— Я надеялся, что ты сможешь мне сказать. — Эфраим присел на диван, вытянув перед собой длинные ноги. — Твой дед дал мне это примерно за неделю до своего падения. Он предупредил меня, что ты скоро вернешься домой, и что я должен отдать его тебе.

— Не могу даже представить, почему. — Я тяжело сглотнула, не решаясь задать вопрос, который так и вертелся у меня в голове. — А с дедушкой все было в порядке, когда он умер?

Эфраим нахмурил брови.

— Ну, нет, не было. Боюсь, поэтому он и не выжил.

— Я не имела в виду…

— Я знаю, что ты имела в виду. У нас с ним был связный, живой разговор за несколько дней до его падения.

Я вздохнула, не обращая внимания на острую боль в груди от нахлынувшей тоски.

— Я не знаю, что делать со всем этим. Он оставил мне загадочное письмо, старинное траурное украшение и организовал брак по расчету. Не могу же я быть единственной, кому все это кажется нелепым.

— Какое письмо?

— Что?

— Ты сказала, что он оставил тебе письмо.

Мои щеки потеплели. Тетя Адель всегда подшучивала, что если кто-то хочет запустить сплетню, он должен рассказать мне секрет.

— Я не буду просить тебя предать доверие твоего деда, — выпрямился Эфраим. — Но спрошу тебя — и только один раз. Кому-нибудь угрожает опасность?

— Я так не думаю. То есть, я не уверена. И уже с трудом могу сказать, что реально, а что нет. — Я почувствовала знакомое ощущение приближающегося спазма в горле, и рефлекторно потерла его.

Глаза Эфраима сузились при этом движении.