Я стояла одна, спиной к широкому, раскинувшемуся болоту и сотне миллионов диких существ, все они были полными жизни, тихими и скрытыми под поверхностью. Крабы-отшельники, черепахи, дельфины и всякая другая живность, кишащая, ныряющая и выпрыгивающая высоко над водой. Соленый восточный ветер с океана развевал мою льняную рубашку, как флаг капитуляции.
Дарлинг-Хаус во всем своем великолепии смотрел на меня, жемчужно-белый и величественный, стеклянные стены грандиозного четырехэтажного зимнего сада сверкали в утреннем свете.
Я спустилась к пляжу на рассвете, скорее по привычке, чем по желанию. И шла до тех пор, пока болотная трава не уступила место песку, а земля и жадная река не сменились океаном, где я наконец решилась прочитать дедушкино письмо.
И теперь я жалела, что сделала это, потому что, как и подобает истинным Дарлингам, все стало еще загадочнее. Трагичнее. Сложнее.
Призраки из нашего прошлого? Кто-то следит за семьей?
Я вспомнила о взломе в утро похорон.
Помассировала слишком знакомый спазм в основании шеи и заставила себя сделать глубокий, ровный вдох.
Почему дедушка поверил, что именно я смогу разгадать эту тайну? Потому что стекло говорило со мной?
Иногда я ненавидела стекло. Точно так же, как ненавидела реку, этот дом и весь этот проклятый остров. Какой смысл говорить со стеклом, заставлять его рассказывать о том, что может быть, что будет, если оно не собирается предостерегать от старых проклятий, от утопления близких, от множества страданий и потерь, которые нам пришлось пережить за последние два года?
И зачем дедушке понадобилось усугублять ситуацию, связав меня с тем единственным человеком, с мужчиной, который мог разбить мое сердце на части?
После того как Эфраим привез меня сюда с нашей импровизированной свадебной церемонии, он остался на поздний завтрак. По дороге мы, конечно, остановились, чтобы я купила свежую одежду, ведь не могла же я войти в парадную дверь в помятой ночной рубашке, а затем взаимно согласились, что никто из нас не проронит ни слова о случившемся. Как бы ни было заманчиво оставить неприятное событие в прошлом, нет ни малейшего шанса, что мама или мои тетушки легко воспримут новость о свадьбе по принуждению. На данный момент для всех остальных мы с Эфраимом были просто помолвлены, но еще не стали мужем и женой.
Адель встретила нас в холле, с готовностью приняла наше объяснение, что Эфраим заехал за мной пораньше, чтобы обсудить наши деловые отношения за чашечкой латте в маленьком кафе неподалеку от острова, после чего проводила нас в комнату для завтрака, где остальные члены семьи сидели вокруг множества запеканок, оставшихся после похорон, ассорти из выпечки и свежего кофе.
Мамины глаза засияли при виде нас с Эфраимом, эффективно разжигая мою ярость, которую я умерила по дороге домой.
Видимо, восприняв наше с Эфраимом слабое сближение как достижение согласия, мама и тетушки почти сразу перешли к разговору о свадьбе. Так уж получилось, что доставшийся по наследству дизайн приглашения ждал своего часа еще со дня моего рождения, обычно его обновляли, добавляя разные цветы для каждой новой невесты Дарлингов, но в данном случае эту деталь мы опустили, так как времени на подобную индивидуализацию не было. Обсуждали меню, живой оркестр и было достаточно споров о возможных цветах скатертей, чтобы я скрежетала зубами.