– Все шутишь, – сказал Мэтью. – Я знаю, ты нарочно так говоришь, только чтобы меня позлить. Черт с тобой. Но хотя бы причешись!
– Грядет битва с расческой, – предупредил Джеймс, направляясь к двери.
– Возвращайся с победой или на расческах своих солдат! – крикнул ему вслед Мэтью.
Когда Джейми скрылся, Мэтью повернулся к Люси. Она сосредоточенно строчила что-то на листке бумаги, но подняла голову, словно чувствуя его взгляд, и улыбнулась. Мэтью стало интересно, как ей удается совмещать в себе самодостаточность и радушие. Это как дом с крепкими стенами, где никогда не гаснет свет маяка.
– Мне тоже причесаться? – поддразнила Люси.
– Ты, как всегда, безупречна, – ответил Мэтью.
Ему хотелось поправить ленту в ее волосах, но это могло показаться излишней вольностью.
– Хочешь пойти на собрание нашего тайного клуба? – предложил Мэтью.
– Не могу, я делаю уроки с мамой. Мы обе учим фарси, – сказала Люси. – Я ведь должна владеть языками, на которых говорит мой
С недавних пор Джеймс начал называть своих родителей по-взрослому: «мам» и «па», а не «мама» и «папа». Люси тотчас подхватила его манеру. Мэтью даже нравилось слышать валлийские нотки в их голосах, когда брат и сестра обращались к своим родителям. Они звучали мелодично и нежно.
– Разумеется. – Мэтью кашлянул, мысленно принимая решение возобновить уроки валлийского.
Вопрос о том, чтобы отправить Люси в Академию Сумеречных охотников, даже не обсуждался. Она никогда не проявляла таких способностей, как у Джеймса, но мир был слишком жесток к женщинам, которые отличались от других хоть чем-то.
– Люси Эрондейл – милое дитя, но с такими недостатками кто возьмет ее в жены? – сказала однажды Лавиния Уайтлоу, когда они с мамой Мэтью встретились за чаем.
– Я была бы счастлива, если бы кто-то из моих сыновей изъявил такое желание, – ответила Шарлотта как истинный Консул.
Мэтью считал, что Джеймсу очень повезло с Люси. Сам он всегда мечтал иметь младшую сестренку.
Не то чтобы он хотел видеть Люси своей сестрой.
– Пишешь книгу, Люс? – робко спросил Мэтью.
– Нет, письмо Корделии, – ответила Люси, разрушая хлипкую надежду Мэтью. – Я надеюсь, Корделия приедет в гости,
Мэтью лишь хмыкнул в ответ.
У него были большие сомнения насчет Корделии Карстерс. Люси собиралась стать
– Она прислала мне свою недавнюю фотографию. Вот, смотри. Это Корделия, – произнесла Люси с оттенком гордости. – Разве она не самая красивая девушка на свете?
– О, да, – сказал Мэтью. – Возможно.
Он втайне удивился, взглянув на фотографию. Он-то думал, что увидит такую же кислую мину, как у Аластера, вечно сморщенного, будто съел лимон. Но Корделия оказалась совсем другой. И даже заставила Мэтью вспомнить строчку из стихотворения о безответной любви, которое однажды прочитал ему Джеймс. «Дождя и света дочь»[5]
– именно так он описал бы живое смеющееся лицо, которое смотрело на него с фотографии.– Одно я знаю наверняка, – продолжил Мэтью, – ни одна девушка в Лондоне тебе и в подметки не годится.
Люси слегка зарделась. – Вечно ты дразнишься, Мэтью.
– Скажи, это Корделия предложила тебе стать
Люси и Корделия хотели, чтобы их объявили
Люси не была взбалмошной. Они с Корделией каждый день писали друг другу письма, демонстрируя искреннюю преданность. Люси однажды призналась Мэтью, что сочиняет длинный рассказ, чтобы повеселить Корделию, которая жила так далеко. Мэтью никогда не задавался вопросом, почему таким, как Люси, трудно воспринимать его всерьез.
– Конечно, это
Мэтью кивнул, утвердившись в своем новом убеждении, что Корделия Карстерс – действительно особенная девушка.
И еще он был уверен, что, если бы сам не предложил Джеймсу стать
Джеймс вернулся.
– Доволен? – спросил он.
– Это сильно сказано, Джейми, – усмехнулся Мэтью. – Считай, что моя жилетка спасла положение.