Призраки в горах

– Десантировались мы на ту вершину с вертолетов, – рассказывал прапорщик. – С ходу оседлали главный перевал. Вершина-то господствующая, с нее все подступы к перевалу просматриваются и простреливаются. Сверху все видно, как на ладони. Перед десантом напутствовал нас, салажат необстрелянных, полковник наш: «Запомнитe главное, – говорил он, – значение перевала сейчас первостепенное. Не будет нашего контроля над ним, будет хозяйничать банда Башир-хана, а следовательно, удлинится на многие сотни километров дорога до Кабула, автотранспорту придется ездить в объезд, усложнится помощь молодой республике». И душманы, ушлые черти, тоже понимали значение перевала, особенно той вершины, с которой мы их выбили с ходу первым же броском. Но не успели мы на ней как следует обосноваться, как они тут как тут, полезли в контратаку, попытались вернуть себе утерянное. А вершина плоская такая, вроде крыши афганского дома, и валунов много. Кстати, удобная во всех отношениях для обороны, и мы три дня без передыху отмахали, без сна и отдыха. Половина наших ребят полегла. Трудно было. Правда, вертолетчики нам крепко помогали, без них не удержали бы позицию.

– Страшно было? – участливо спросил Роман Курчиненко.

– А ты думаешь, нет? – ответил Пикаржевский. – Это только в песне поется, помните: «Последний бой, он трудный самый…» А разве первый бывает легким? Особенно, если ты еще ни разу не нюхал настоящего пороха и с ходу попал в такой переплет. Тут выстрелы и очереди автоматные слышишь, скажу вам честно, ребята, совсем не так, как на полигоне. Ты лично для душманов вроде подвижной мишени. Да и сам видишь, как целят они в тебя, как стреляют по тебе. Так что тут твоя собственная жизнь, скажу без трепа, целиком зависит от личного твоего умения, смекалки и навыков, от продуманных действий. А как поймешь эту простую солдатскую истину, да еще подумаешь о том, что у тебя про запас нету второй жизни, что только одна она у тебя и нет ничего ее дороже, то тут и открываются твои главные внутренние силы, о которых ранее и не подозревал. Страх страхом, а стиснешь зубы и скажешь сам себе, что отцы, деды и прадеды наши воевать геройски умели, что и ты не лыком шит, и просто так себя грязными руками взять никому не позволишь. И еще подумаешь о том, что и душман-то вовсе не из железа скроен, из простого человеческого материала природою слеплен. А раз так, что и ему его собственная шкура дорога, что и он смерти-то наверняка боится. Ну, когда такой факт неопровержимый выявляется, то по всем статьям выходит, что необходимо нашенский характер в боевых действиях выказывать. И все тут!

– А после первого боя? – настойчиво допытывался Анатолий Волков. – Потом к опасности привыкаешь, что ли?

– К опасности привыкнуть нельзя, так я думаю. Опасность она и есть опасность. Врать не буду, – Пикаржевский помолчал немного и добавил после раздумья: – После первого боя совсем другое понятие появляется, что-то вроде крепкого стержня внутри. Это уверенность, что одолеть противника можешь. Ты уже не тот, за которым душманы охотятся, а сам, по-военному говоря, в любой ситуации инициативу боя из своих рук не выпускаешь. Не они тебе диктуют условия, а ты сам вынуждаешь противника вести бой так, как тебе выгоднее. Был у меня один случай на той самой вершине. И смех и грех. Рассказать, что ли?

– Конечно, товарищ прапорщик!

– Расскажите!

– Дело было так. Тогда обосновались мы на вершине прочно. До самой весны удерживали позицию, пока нас не сменили, – неторопливо начал повествование прапорщик. – Так вот, перед весною баньку свою соорудили. Из небольшой прорезиненной палатки. Внутри поставили бачок железный. С водой было туго: питьевую на вертолете доставляли, для обихода талой пользовались. Развели костер, нагрели в нем камней кремнистых. Их саперными лопатками в палатку снесли для обогрева. А пару штук в воду пульнули, та враз почти закипела.

Мылись по очереди. Раздевались на площадке и по двое ныряли в палатку. Воду, конечно, экономили. Но парились основательно. Подошел мой черед. Плеснул я кружку воды на огненные камни, пар ядреный враз палатку раздул. Настоящая русская парная банька у нас получилась. Ну, а дальше, – прапорщик окинул взглядом солдат, – самое интересное начинается. Не успел мой напарник Петька Стригунов намылить мне спину, как загрохотали выстрелы. Бандиты Башир-хана опять полезли. Пули посекли палатку, пар из тех дырок во все стороны повалил. А мы плюхнулись на землю, в мыльную грязь, перемазались да ползком из той палатки. На одевание времени не было: душманы атаковали дерзко, с трех сторон одновременно. Похватали мы свои автоматы, подсумки с патронами, гранатами, запасными рожками, да, как были в чем мать родила, так и бросились к своим боевым позициям. Все бойцы как бойцы, а мы непонятно какие. Но передохнуть некогда. Отбивались до вечера, пока подмога не подоспела. На всю жизнь тот банный день запомнился.

– Ну, а дальше? – спрашивал Роман Курчиненко, надеясь на смешной конец необычной истории.

– Ничего.

– Как ничего?