Призраки замка Пендрагон. Ожерелье королевы

Элен Сент-Клер на какой-то миг пришла в замешательство.

— Граф не согласится на это. Он никогда не позволит, чтобы полиция вмешивалась в его дела. Его губит гордыня… и все-таки мы обязаны спасти его.

Она встала, подошла ко мне и положила руки мне на плечи. Ее грудь почти касалась моего лица. Близость ее тела не оставила бы равнодушным даже каменного истукана.

Я обнял ее за талию.

— Вы должны верить мне, — проговорила она, поглаживая меня по волосам. — Ведь вы мне верите, правда?

Наверняка даже вышеупомянутый каменный истукан с готовностью подтвердил бы, что верит ей сверх всякой меры. Но во мне взыграл дух противоречия, самый сильный из всех моих инстинктов, который не раз заставлял меня поступать, совершенно не сообразуясь с обстоятельствами.

— Я не верю вам ни на грош, — сказал я мягко, но совершенно серьезно. — У меня есть достоверные сведения, что и вас тоже интересует наследство Роско.

Элен оттолкнула меня.

— Что вы об этом знаете? — спросила она со смехом, в котором закипало раздражение.

Я поднялся со стула. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Она и в гневе была прекрасна.

— Уходите! — бросила она.

— Как вам угодно, — согласился я. — Но разве не лучше было бы спокойно выяснить отношения?

— Мне не о чем с вами разговаривать. Ступайте! Какая наглость… Я еще никогда ни в ком так не разочаровывалась. С виду такой покладистый, такой добросердечный… Кто вы, собственно говоря? — спросила она вдруг, устремив на меня растерянный взгляд.

— Во всяком случае, не детектив. Честное слово, я впутался в это дело совершенно случайно. Из-за вас, вернее — из-за вашего перстня. — Выдержав небольшую паузу, я продолжал: — Ваше беспокойство вполне понятно. Вы хотели бы знать, насколько я осведомлен обо всем этом и чем могу навредить вам при желании.

— Вы можете мне навредить?

— Это будет зависеть от вас.

Я сел на диван, закурил сигарету и задумался. Дальше скрытничать не имело смысла. Это было чревато полным разрывом отношений, а мне не хотелось уходить не солоно хлебавши. А если в самом деле открыть карты? Чем я рискую? В конце концов, мне не так уж много известно, зато в награду за откровенность… Чем черт не шутит?

И я выложил все свои скудные сведения. О том, что Мэлони приехал в Ллэнвиган по поручению наследников Роско и именно он стрелял в графа, он же открыл люк в подземных лабиринтах Пендрагона и, в довершение ко всему, пытался выкрасть бумаги, в которых, по его мнению, содержались доказательства насильственной смерти Уильяма Роско. Сказал я и о том, что для меня не составляет тайны причастность Элен Сент-Клер к заговору и что вся история с перстнем служила единственной цели: отвлечь внимание от Мэлони, подставив под удар меня.

Собственно говоря, в моем рассказе не оказалось ничего такого, что могло бы нанести ущерб репутации Элен Сент-Клер. Никаких доказательств, одни предположения. Поэтому, закончив свое повествование, я ни минуты не сомневался, что сейчас же буду выставлен за дверь. Мне не следовало запугивать ее, не имея на то достаточных оснований. Эта дама не из тех, кто прощает подобное нахальство.

Но все вышло иначе. Когда я поднялся, готовый уйти по первому требованию, она приблизилась ко мне и с улыбкой спросила:

— А разве вы меня не поцелуете?

Она протянула ко мне руки, и, прежде чем я успел сообразить, что происходит, наши губы уже слились в долгом поцелуе.

Это было настолько нелогично, настолько противоречило здравому смыслу, что ошеломило меня гораздо сильнее, чем любое из моих приключений в Ллэнвигане.

Уже позже, когда мы тяжело дыша сидели за столом и Элен открыла бутылку шампанского, я начал догадываться, в чем дело. Я никогда не обольщался на свой счет и в данном случае не склонен был приписывать этот успех своему мужскому обаянию. К тому же Элен не принадлежала к тому типу женщин, которые действуют под влиянием простых эмоций.

Нет, тут дело в другом. Скорее всего Элен по-своему, и весьма своеобразно, истолковала мое поведение: если я, узнав о ней столько дурного, принял ее приглашение на ужин да еще пытаюсь флиртовать с ней, вместо того, чтобы возмущенно воскликнуть: «Изыди, сатана!», значит, со мной можно сторговаться, только надо выбрать соответствующий момент и предложить соответствующее вознаграждение, в том числе — себя.

Что ж, подумал я, грех не воспользоваться таким случаем. Но пока мы пили шампанское и укрепляли отношения, во мне внезапно заговорил студент, который каждые полгода сдавал зачеты по «Этике» Канта.

Поскольку Элен Сент-Клер не получит от меня того, на что рассчитывает, — свидетельских показаний, согласия участвовать в каких-нибудь махинациях или уж там не знаю чего, — имею ли я право воспользоваться ее доверчивостью? Не поступаю ли я так же подло, как тот, кто, посулив женщине денег и добившись своего, потом отказывается платить?

Но я быстро успокоил свою совесть. Это оказалось не так трудно: ведь я же ничего не обещал Элен. Что поделать, если ею движет азарт игрока?

— Ну теперь идите домой, — промолвила она, когда мы допили шампанское. А ее глаза сказали: «Останьтесь у меня до утра».