Распахнулась невидимая дверь, и мы пошли — медленно и отрешенно, как сомнамбулы.
С этого момента я действовал как будто по чьей-то воле, словно кто-то направлял меня и подсказывал, что надо делать дальше. Никаких сомнений, никаких колебаний. Я точно знал, что должно произойти, и понимал, что от меня уже ничего не зависит.
Элен предстояло стать жертвой в том храме, который я собственноручно подготавливал для этой цели. Умереть именно сейчас, со следами моих безумных поцелуев на теле, с головы до пят погрязшей в грехе, дабы жертва эта была угодна дьяволу.
Самое странное, что все это ни капли не ужасало меня. Я вообще ничего не чувствовал, меня словно парализовало. И это было к лучшему. Позже, восстанавливая в памяти события той ночи, я понял, что благодаря этому гипнотическому трансу, я избежал тяжелейшей душевной травмы, от которой уже никогда не смог бы оправиться.
Мы прошли через несколько пустых залов. В одном из них я обо что-то споткнулся и, взглянув под ноги, увидел покойника со свернутой шеей.
Это был Джеймс Морвин. Я перешагнул через него и пошел дальше.
Наконец мы добрались до пятиугольного зала. Как и следовало ожидать, там все было в том же виде, в каком я и оставил: концентрические окружности, кадило, подсвечники, летучая мышь, кошка, череп и козлиная голова.
Мы остановились.
Напротив нас разверзлась стена — и из нее возник призрак. Он был в черном камзоле и черном берете, а в руках держал меч необычной формы. Его безжизненное мертвенно-бледное лицо было начисто лишено всего человеческого.
Элен, склонив голову и безвольно опустив руки, направилась к нему. Я прислонился к колонне и почувствовал, что не в состоянии даже пошевелиться.
Передо мной мельтешил, прыгал и чем-то шелестел гном. Иногда он увеличивался в размерах и доставал головой до потолка, а то вдруг становился не больше болонки. А лицо его все явственнее делалось похожим на мое.
Кто-то встал между двумя канделябрами и раскинул руки. Элен… Огонь свечей коснулся ее рук, но она даже не вздрогнула. Чувствовала ли она что-нибудь?
Призрак поднял свой странный меч. Гном с болезненной гримасой навис над кадилом. Женщина беззвучно рухнула на пол.
Гном набирал в пригоршни кровь и кропил, кропил мраморную плиту. Призрак склонился над плитой и, призывая дьявола, забормотал варварские непонятные слова, а мечом при этом чертил в воздухе какие-то знаки.
Дым становился все гуще, и я уже едва различал, что происходит в другом конце зала. Слова ужасных дьявольских заклинаний проникали мне в уши, как нарастающий волчий вой.
Затем послышался душераздирающий вскрик — вопль раненого агонизирующего зверя, устремленный к бесчувственным звездам.
Призрак отбросил меч и с быстротой молнии выскочил вон через разверзшуюся стену.
И в тот же момент с меня спало оцепенение, мысли приобрели необыкновенную ясность и все чувства обострились до предела, как это свойственно человеку в минуты смертельной опасности.
Я сразу понял, что перед заклинателем дьявола предстало какое-то кошмарное видение, настолько страшное, что он моментально утратил мужество и, бросив меч, позорно обратился в бегство. Сбежал от того ужаса, который сам же и вызвал к жизни.
А еще я понял, что и мне самое время бежать отсюда. И я ринулся прочь через ту же дыру в стене.
Была ночь. Я стоял на уже знакомой равнине, которая казалась совершенно вымершей. Передо мной белел горный кряж, будто кости земли, проступившие сквозь дряблую кожу.
Но наконец-то я был свободен!
И я бросился в обступившую меня ночь, наугад, не разбирая дороги. Мне было абсолютно безразлично, куда двигаться. Я сбежал из ада и знал, что хуже того, что было, уже не будет и рано или поздно я окажусь среди людей.
Добравшись до края равнины, я оглянулся и увидел, что дом, из которого я выбрался, охвачен пламенем. Я устремился в лесную чащу, испытывая такое невероятное облегчение, как будто у меня камень с души свалился. Невидимая тропа привела меня на маленькую полянку. Совершенно обессилевший, я рухнул в густую траву и моментально заснул.
А когда проснулся, солнце уже стояло высоко в небе. Я встал и пошел дальше. Меня мучил голод, но настроение было превосходное.
Вскоре я добрался до какой-то фермы. Хозяина не было, но дома оказалась его жена. Она долго и придирчиво разглядывала меня, явно неприятно пораженная моим видом. Я и сам понимал, что моя грязная и измятая одежда в сочетании с давно не бритой физиономией не может вызвать особого доверия у честного уэльского обывателя. Но она оказалась доброй женщиной и за мои деньги щедро попотчевала меня сыром и молоком. Я возблагодарил судьбу за то, что у меня в кармане завалялось несколько шиллингов и пенсов, ибо это дало мне возможность снова ощутить себя полноправным членом человеческого сообщества.
Потом она объяснила мне, как попасть в Эберзич.