- "Восстановление Истинной Веры в сердцах французов - вот истинная цель наших помыслов. По-христиански ли морить голодом их заблудшие души? А вместе с нашими кораблями и дешевыми товарами русских на сию - забытую Богом землю прибывают и истинные миссионеры, несущие людям - Слово Божие".
- "Жидовские прохиндеи, несущие яд - лютеранства", - определенно у папы в тот день болел зуб, иль его любовницу жандармы в очередной раз уволокли тискать в участок. Я знал одного субчика, кто похвалялся, что переспал со всеми "барышнями", обещая им в ином случае - знакомство с Госпожой Гильотиной. Благородные дамы поголовно предпочли знакомство с "господином из штанов" якобинца - сей веселухе. Ах, сии милые дамы...
Тут кардинал делла Дженга, коему кардинал Фрескобальди всю дорогу делал разные знаки, наконец вставил слово в сей разговор:
- "Господа, оставим бесплодные споры. Милорд Бенкендорф сдружился с хорватами и сим доказал, что открыт к диалогу и голосу разума. У нас есть общий враг - "просветители" и мы должны заняться вопросами восстановления Веры во Франции, а уж потом - все прочее. Не так ли - Ваше Святейшество?"
Папа потихоньку взял себя в руки, - немудрено - все злейшие враги Бонапарта были лютеранами, иль - православными, католиками же из них можно считать лишь - австрийцев, но вот австрийскую армию в счет брать не следовало. По крайней мере - на поле боя.
Главной проблемой Престола в сих обстоятельствах было то, что якобинцы ни в грош не ставили власть Вечного Города и унижали папу, чем могли. Враги ж Бонапарта и союзники Папы - все, как один, были - враги католической церкви. Папистам было непросто на сей Войне!
Уже вполне смирным тоном папа спросил меня:
- "Коль случится большая Война, чью сторону примет Рига?"
Я, не задумываясь, отвечал:
- "Сторону России и Пруссии. В Пруссии остались родственники большинства из рижан, в России - наши гешефты. Если Россия проиграет эту Войну, мы все можем строем идти на паперть. Если же мы дадим в обиду Пруссию, прадеды наши перевернутся в гробах и проклянут потомков, не пришедших на помощь братьям своим".
- "Но вы дружны с юным Дибичем?"
- "Мы уважаем и дополняем друга друга в командованьи".
- "Если вашим хорватам придется драться с православными сербами? Что тогда?"
Я вскинул руку в хорватском приветствии и выкрикнул:
- "На Белград! Смерть туркам, смерть сербам!"
Понтифик внимательно выслушал меня, пытаясь уловить на моем лице хоть гран фальши, но я отвечал с чистым сердцем, так что прелат милостиво кивнул головой и протянул руку для поцелуя. В следующую минуту он уже вышел из комнатенки, а за ним последовал делла Дженга. Фрескобальди же спросил у меня:
- "Почему вы не готовы поддержать Бонапарта, даже несмотря на Кодекс, в коем особо оговорены привилегии для евреев?"
- "Я не вижу там привилегий. Там всего лишь нет статей ущемляющих моих Братьев. Только лишь и всего. И как вы слышали, - мы не готовы воевать с Францией, или каким-либо образом желать ей зла. Речь лишь о том, что мы готовы защищать целостность России и Пруссии перед лицом любой внешней агрессии.
Если бы Бонапарт выказал себя - по-настоящему мудрым правителем, он смог бы обуздать аппетиты своего быдла. Добился он уж немалого, - пора и Честь знать.
Якобинцы, разрушая существующий рынок, не предлагают ничего нам взамен. Их нувориши не умеют торговать и не хотят учиться сему, - зато за последние пять лет сии умники реквизировали товаров на три миллиона гульденов - лишь у нашей семьи. При сем они говорят, что это было сделано в пользу трудового народа, но реально деньги пошли в карман казнокрадам. Спросите у графа Фуше - он подтвердит мои обвинения!"
В первый миг Фрескобальди застыл, навроде соляного столпа, министр же внутренних дел Наполеоновской Франции - "Лионский мясник" граф Фуше, одобрительно пару раз хлопнул в ладоши и почти небрежно спросил:
- "Мне рассказывали о Ваших талантах, но я хотел убедиться во всем самолично. Как вы разглядели меня в этакой темноте? Ведь вы - без очков, с "Ливонскою слепотой", при вашей-то близорукости!"
Каюсь, я - покраснел. Я жестоко "посадил" мое зрение еще в годы учения в Дерпте, но не любил носить очков, ибо это не слишком способствовало моим амурным успехам. Я всегда гордился тем, что могу заставить себя не щуриться и думал, что моя близорукость никому не заметна.
Я даже осмелился выяснить, - откуда Фуше стало известно про мою близорукость. На это француз со смехом отвечал:
- "Я не знал до самого недавнего времени. Я слыхал о вашей миссии в Китае и пристрастии к гашишу, кое вы могли получить лишь на Кавказе. Забавный парадокс. Я люблю парадоксы - они дают пищу для моему уму".
- "Как вы решили его?"
- "Я верю лишь фактам - вы курите опий и анашу, и хоть знаете немного китайский, но у меня нет свидетелей, которые видели бы вас в Пекине. Из этого я уже сделал свой вывод. Где были Вы, Бенкендорф? Почему сие надо скрывать? Ваше алиби создается на самом верху, а меня очень интересуют люди с протекцией при дворе! Итак?"