Призванье варяга (von Benckendorff) (части 3 и 4)

Когда прошли более-менее целые, да здоровые, струйкой потянулись ходячие раненые, потом телеги с лежачими, потом чокнутые, потом... черт с котом, а на нас выкатились арабские мамлюки Мюрада.

Я до сих пор не помню всех подробностей этой ночи. Лишь какие-то сполохи от взблескивающих в кромешной тьме сабель, да багряные вспышки вражьих пушек, бьющих через наши головы по бегущим русским частям.

Потом выяснилось, что нам чудовищно повезло. Французы не привыкли к желто-оливковым цветам ионической армии, принимая их в темноте за светло-серые цвета мамелюков, тем более что мои грузины с армянами были сходны с арабами и египтянами, да и переговаривались в темноте на птичьем для врага языке.

Мы без помех пробирались к французским пушкам и резали якобинцев от уха до уха, а те не знали, что думать. Только возле полуночи, когда мы уже кокнули свыше полусотни французских расчетов, до их штаба дошло, что на направлении их главного удара творится какой-то бардак и они срочно вывели мамелюков из рубки, приказав всем стрелять в черноволосых, да кудрявых кавалеристов - без лишних слов. Но дело сделалось, - французская артиллерия пришла в расстройство и остатки отрезанной группы стали откатываться по вскрытой нами дороге к Пруссии - на восток.

К счастью, мое знание французского мне здорово помогло. Той ночью я подъехал к посту и спросил, почему отводят мамлюков?

Юный француз, спросив у меня закурить, с удовольствием затянулся козьей ногой и объяснил:

- "В глубине наших позиций какая-то русская часть. Они неизвестной нации и все их путают с мамелюками. Пришел приказ вывести мусульман из боя и стрелять по всем подозрительным, а также остановить наступление до рассвета, - пока не выяснится, кто - чьей части. Кстати, а вы - кто по Нации? Я не узнаю ваш мундир!?"

Я же, выдергивая "Жозефину" из сердца наивца, отвечал ему на идеальном французском:

- "А черт его знает. Я и сам - удивляюсь", - мои латыши в эту пору как раз оттаскивали с дороги трупы прочих солдат французского патруля. Но тем не менее, мы поспешили убраться из вражьих тылов.

Только под утро, когда нам удалось взорвать бочонками вражьего пороха мосты через Литтаву, стали проясняться подробности. Большая часть нашей армии была отсечена противником южнее Праценских высот и теперь в полном беспорядке откатывалась на восток по южному берегу Литтавы. Мосты через реку были разрушены на всем ее протяжении и теперь ни мы не могли перебраться через нее на соединение с сохранившей свои порядки северной группой, ни французы - охватить нас с севера. К счастью, выяснилось, что корпус Мюрата (самая боевитая кавалерия) целиком остался на том берегу и теперь не представлял для нас серьезной угрозы.

Про северную группу мало что было известно, - фельдъегеря, которые пытались добраться до нас, рассказывали, что с наступлением темноты отряды Багратиона еще удерживали жесткую оборону на линии Раусниц-Аустерлиц, но что с ними стало после сего, - одному Богу ведомо. Как бы там ни было, - логично было предположить, что сейчас северная группа уже на всех парах отходит к Ольмюцу. Гадость же состояла в том, что в наших, отрезанных от Ставки, частях никто не знал, где отцы-командиры и народ потихоньку впал в панику. Почти все генералы, видя как обернулось, сели на лошадей и выскочили из смыкающегося кольца еще вчерашним вечером - на соединение с обожаемым Государем. Именно Государем, потому как основная масса солдат и младших чинов оказались в огромном кольце. Самом настоящем котле, - ибо южнее дороги Брюнн-Ольмюц начинается этакая горная страна с полным отсутствием каких-то дорог.

На юг от нас котла была занятая противником Вена. Далеко на юго-восток - дорога на Пресбург и опять же на Вену, и очень далеко на восток - дорога на Розенберг. (Вилка на Краков и Будапешт.) Вот такая ерундистика, - в самой середке Европы, а дорог меньше, чем у нас где-нибудь в Тамбовской губернии. А у нас тут - одна пехота, - пушки остались все при Аустерлице, а кавалеристы ускакали на соединение со Ставкой. Что хочешь, то и - делай. А чего удивляться - горы кругом...

Ну, - тронулись потихоньку мы на восток. Реквизировали все, что можно у местных, и - пошли по бережку. Где-то к полудню догнали нас якобинцы. Стычка и - Ваню Дибича ударило пулей в живот...

Когда мне об этом сказали, я не поверил ушам. Бросил все и прискакал к моему начальнику штаба, а он лежит на шинели, на берегу у какого-то полуразрушенного мостка и - слабо так улыбается:

- "Прости, Сашка, - свалял я тут дурку. Понял, что не уйти нам по этому берегу и приказал взять первый же мост на север. А тут - якобинцы засели. Ну и, - зацепило меня. Принимай команду".

Я встал на колени рядом с Ванечкой, а у него уж испарина на лбу и губы синеют. А Андрис, кто всю ночь с ранеными колупался, говорит:

- "Вывезти его надо. Срочно. Пуля хорошо прошла - кишки вроде бы целы, коль в лазарет довезти, - встанет на ноги..."

Помню, - долго я сидел так, рядом с Ванечкой, а потом встал, свистнул всех моих латышей с горцами и говорю им: