Призвание: маленькое приключение Майки

В ногах валяться она, конечно, не собиралась.

Путь к директору оказался вполне длинным, чтобы Майка перебоялась настолько, что, открыв дверь, ей сделалось в общем-то все равно. Напротив, девочка яснее ясного поняла, что директриса ничего с ней сделать не сможет, а на ее особое слово у есть целых два:

«Дёма» и «Гогия».

— Ты хорошо спишь? — Марь-Семенна сидела за большим столом и всем своим величием выражала девочке участие.

— Да, хорошо, — пролепетала Майка.

— Почему у тебя бледный вид? Не болеешь?

— Нет, не болею.

— Спортом занимаешься?

— Да, на физкультуре мы бегаем, прыгаем, а раз в неделю ходим в бассейн.

— Мало, — покачала головой Марь-Семенна. — Твоему организму нужны дополнительные физические нагрузки, чтобы спать и не просыпаться, когда не следует.

— Спасибо. Но я и так долго сплю. Сегодня школу чуть не проспала, — нечаянно проболтавшись, Майка осеклась.

— Молодец, — сказала Марь-Семенна. — Спи. Полезно спать и лишнего не видеть.

— Но я поспела. Всего на пять минут опоздала, — на всякий случай сообщила девочка.

— Знаешь, сколько всего за пять минут произойти может? Помни, — Марь-Семенна глядела Майке прямо в глаза, будто выглядывая в них что-то особое. — Не верь. А звать будут — не ходи.

Девочке показалось, что еще немного, и она грохнется на пол прямо здесь, в приступе фальшивого сна.

Но обошлось.

«Вах-вах», — шепнул ей Гогия. «Ты одерни, Майя, покров», — что-то сложное сообщил ей Дёма.

— Я подумаю, — оживая, сказала девочка.

— А в спортивную секцию я тебя все равно запишу. Будешь бегать марафон, — вслед за ней ожила и директриса.

— Я подумаю, — повторила девочка.

— За тебя есть кому подумать. Ступай и помни мои слова, — Марь-Семенна прищурилась. — Не всяк, кто учит — учитель. Ясно?

— Ясно, — кивнула Майка, которой было ровным счетом ничего неясно.

Но что она могла ответить взрослому человеку?

— Спорт? Вот и правильно, — обрадовалась мама на известие Майки. — Полезно для здоровья и воспитывает волю к победе.

— Мне и своей воли хватает, — пробурчала девочка.

— Может, расти быстрее станешь, — сказал папа.

— Скорее, уменьшусь, — заявила Майка. — Если все время трястись от этого марафона, то можно только уменьшиться. Как мука в банке.

Ей не хотелось бегать по указке.

Помощь пришла с неожиданной стороны.

— Кто сказал? Директор? — подозрительно спросила бабка. — С чего бы директору волноваться за здоровье вашей дочери? Она ведь у вас не дочка президента. Если уж вам так хочется, запишите Майю в секцию плавания — это уж точно не повредит.

На том и порешили.

Урок французского

Майка не успела понять, как здесь очутилась. Шли, болтали себе, но вдруг все вокруг закружилось-завертелось, Никифор шепнул «за тобой придут» и втолкнул в ослепительное пространство.

Из окна размером во всю стену, потоком лился солнечный свет, рисуя на паркетном полу карамельный квадрат. Одна стена просторного класса была целиком зеркальной, по двум другим тянулась длинная поперечная перекладина. Выстроившись буквой «Г», за перекладину держались люди. Прямо, как в очереди за «Справедливостью», только там, где у «Г» заканчивается маленькая палочка — было не окошечко, а крошечная женщина в черных брюках и свитере.

Изящная учительница была похожа на фарфоровую статуэтку. Спину она держала прямо, а нос высоко, шишечка из голубых волос горделиво венчала ее голову. Ножки учительницы были обуты в мягкие туфли-тапочки, носы которых глядели в разные стороны, как у Чарли Чаплина. В руке она держала тонкую указку.

— И раз, и два, и три, — напевно повторяла дивная женщина, помахивая палочкой, как дирижер.

Ученики послушно отставляли ноги в сторону.

— Поворот.

Люди у перекладины повернулись спиной к учительнице и лицом к Майке.

Все они сделали вид, что не заметили гостьи. Только двое, исполняя нужные движения, при виде Майки закривлялись и загримасничали: благо, учительница не видела их лиц.

Толстый и Тонкий, веселые Задирики, все в тех же полосатых комбинезонах-трико тоже учились балету.

— Merci! Всем спасибо! — произнесла учительница. — Небольшая пауза.

Очередь рассыпалась. Одни стали делать наклоны вперед и назад, другие затрясли уставшими ногами, третьи просто прислонились к перекладине и, сложив руки на груди, глядели, как Толстый и Тонкий, разыгрывают новое представление.

— Аллё-гараж! — позвал Тонкий и полез на плечи к Толстому.

— Гараж-аллё, — недовольно ответил большой Задирик, стряхивая с себя непрошенного гимнаста.

Тонкий шмякнулся на пол, распластавшись, как лягушка, но тут же взвился снова.

— Молился ли ты на ночь, Дрозомуха?! — запищал он и повис на бычьей шее Толстого, изображая душителя.

— Нет повести печальнее на свете, чем участь дрозомух в кордебалете, — прохрипел Толстый, тряся усами.

Миниатюрная учительница подошла к Майке. Она едва доставала девочке до плеча.

Глаза у нее оказались разноцветные: один был светло-карий, как леденец, а другой — синел веселой незабудкой.

— Parlez vous français? — спросила разноглазая куколка.

Девочка захлопала глазами: Парле? Франсе?