— Удач вам, собиратели моря информации! — уходя, крикнул Никифор.
Ответом было нестройное мычание: сеть по вылову мировых историй работала без перерывов.
«Плюрализьм»
В коридоре на них налетел Варкуша с фотоаппаратом.
— Нкфрптрч, пожалейте! Номер горит! Вы же обещали! Пару строчек всего! Надо! Надо! Ваше мнение такая для нас ценность! — наседая на Никифора, он оттолкнул Майку.
— Не трогайте ребенка, — строго сказал Никифор. — Вы же не знаете, кем он будет.
— А он будет? — замерев, спросил пронырливый репортер.
— Без комментариев, — Никифор взял Майку за руку.
Варкуша осклабился и нацелил на нее свой аппарат:
— Ну-ка, деточка, быстренько! Улыбочку! В профиль! В анфас! Живенько!
Серия вспышек ослепила Майку. Она растерянно заморгала.
— Уйдите, — попросил Никифор.
Фотограф будто не слышал.
— А рожу скорчить слабо? — требовал он, снова и снова пуская слепящие вспышки. — Ну же, деточка! Давай, постарайся для дяди! Сделай почитателям приятное! Давай-давай! Давай-давай!
— Прекратить немедленно! — грохнул Никифор самым настоящим гневом.
Майке показалось даже, что изо рта у него рванулся столб огня. Варкуша отпрыгнул и, мелконько покивав, юркнул в СМИшный отдел — только сверкнули стоптанные каблуки.
— Не обращай внимания, — сказал провожатый; они пошли по коридору. — Работа у него такая.
— Людей мучить? — Майка удивилась.
— Показывать то, о чем другие говорить боятся. Не бойся. Просто на все вопросы говори одинаково «Без комментариев». Он попристает еще немного, да и отвяжется.
— А нельзя ему запретить? Ну, чтобы не приставал? А то я чуть не ослепла…
— Нельзя, — Никифор вздохнул. — У нас плюрализм мнений.
«Плюрализьм», — так он сказал.
«Плюра…», — постаралась запомнить Майка незнакомое слово, которое дает право пихаться и ничего тебе за это не будет.
сложились смешные стишки.
Кто главный?
Никифор вел Майку в очередном неизвестном направлении. Лицо его было сосредоточенным, а шаг таким стремительным, что девочка едва за ним поспевала.
— Скажите, а кто у вас самый главный? — на бегу спросила Майка.
— Зачем нам главный?
— Как зачем? Чтобы руководить.
— Зачем руководить, если каждый и так занимается своим делом? — Никифор, видимо, опять валял дурака.
— Так не бывает.
— А как, по-твоему, бывает?
— Не знаю, по-разному. Всегда кто-то раздает приказы, а кто-то их исполняет. Иначе порядка не будет.
— Настоящий порядок бывает не там, где к нему принуждают, а там, где все его хотят. Вот прикажу тебе в школу не ходить, ты меня послушаешь?
— А почему я не должна ходить в школу? — с надеждой спросила Майка.
— Ага! Вот видишь? — вскричал провожатый. — Тебе нужно объяснение, а приказы не обсуждаются. Нет и все.
— Нет и все, — повторила Майка. Школу она не очень любила.
— Да, обычно мы так и говорим, — кивнул Никифор, — «Приказам — нет!». Нет и все. В «Детском мире» предпочтительней убеждение.
— Как это?
— Мы приводим доводы «за» и «против», размышляем сообща, спорим, ругаемся даже, а потом голосим.
Майка хихикнула:
— Болтологию разводите?
Это смешное слово папа часто говорил маме, если она с ним не была согласна и объясняла почему. Говорить-то он говорил, но в итоге соглашался, потому что мама перечила папе редко и только в очень особых случаях. У Яшиных главой семьи назывался папа, а мама была главой папы, о чем папа любил повторять друзьям. И дядь-Коле, и Сереже Суржикову он говорил, что мама — особая глава в его жизни.
Особая.
— А давай представим, что мы решили развести болтологию по вопросу: «Надо ли Майке Яшиной ходить в школу», — предложил Никифор.
— Давайте! — девочка обожала игры в «будто бы».
— Значит так: ты будешь болтать «за», а я — «против».
— Кто первый?
— По старшинству!
Провожатый остановился, отставил ногу и, устремив вперед руку, как на том портрете у бабки, заговорил:
— Безобгазие! Наши дети! Наше будущее! Они томятся в оковах чуждого им обгазования! Устают зазгя! Изучают по пять уроков в день! Все пгочь! На свалку истогии! Убгать! Пусть останутся неучами! Мы сделаем их винтиками одной большой машины во имя Идеалов! Да! Так! Именно!
Голос Никифора сделался картавым, а взгляд озлился. От неожиданности у Майки случилась кратковременная иллюзия: ей показалось, что костюмные брюки Никифора позеленели и распузырились до старомодных галифе, подбородок оголился, а под носом зачернился кустик смешных, как у клоуна, усов.
Майка тиранов в лицо знала плохо, а потому, что означает этот мираж, на счастье свое не поняла.
— А теперь твоя очередь, — предложил Никифор, возвращая себе прежний человеческий вид.
Майка неуверенно начала:
— В школу надо ходить, чтобы получать знания…
— А вы увегены, что вы получаете хорошие знания? — перебил ее Никифор, все также картавя, но на сей раз уже не преображаясь в воинственное чучело.
— Ведь это же школа? — удивилась девочка. — В школе развивают кругозор, учат полезным предметам, которые потом пригождаются в жизни.