Призвание: маленькое приключение Майки

— Ты — другая, на хитрованцев не похожая. Рядом с тобой их трухлявость яснее и заметней. Чем ярче свет, тем чернее тени… — Никифор выдержал многозначительную паузу, чтоб девочка прониклась, а затем продолжил. — И вообще, кто сказал, что они не могут жить там, где хотят? Они тоже люди, и имеют все человеческие права. Ну да, глаз тухлый, так ведь за это не сажают. Кстати, не всякий хитрованец совершает дурные поступки, многие просто бездействуют. Ничего не делают. Ни плохого, ни хорошего. Как колода посередь дороги, — Никифор усмехнулся. — Глупость ты сказала, корявка. Тюрьма-сума и прочая ерунда нашему подлунно-подсолнечному миру не подходит.

— Что же миру делать?

— Шить сарафаны, кружить, веселиться, — пропел чудак. — Бегать, смеяться, играть, кувыркаться…

Он не умел подолгу быть серьезным. Не директор, а просто чудо.

Запорное слово

— Что делать-то?! — теперь Майка рассердилась почти по-настоящему.

Она тут судьбы мира решает, а этот дурак-директор песенки поет. Как маленький, ей-богу.

— Ничего! — сказал Никифор. — Тебе не надо делать ни-че-го. Пока. Только избегать. Не попадаться хитрованцам на глаза, раз еще не дозрела.

— Откуда мне знать, кто хитрованец, а кто хороший человек. Сами же говорите, на лбу у них не написано, — буркнула Майка.

Никифор огляделся по сторонам и прошептал:

— У них запечатаны уста.

— Печатью? — съехидничала девочка. — Или клеем?

Ее проводник явно валял дурака, и мириться с этим она не собиралась.

— Словом. Чтобы никто не разглядел их внутренней трухи, они запираются, прячутся, с помощью особых Запорных Слов.

— Плохих слов? — уточнила Майка.

— Разных. В том и сложность. Плохими словами запираться ненадежно — их мы вмиг распознаем. Куда чаще запираются красивыми словами. Нет ничего опаснее зла, которое выдает себя за добро. Ты ему доверяешься, тянешься за ним, а оно — раз! — и ударит исподтишка.

— Ну, нет, я так не играю, — заявила девочка.

— И правильно делаешь, — похвалил Никифор, а далее заунывно пропел: — И сказал упырь упырю:

«Я тебя сейчас запорю».
«Запори!», «Запорю!» «Запори»,
— друг на друга кричат упыри… —

Никифор тосковал не на шутку.

Майка потрясла головой: печальные знания в нее плохо помещались. Попрыгать бы надо, чтоб утряслось как-то.

— Ну, попрыгай, — повеселев, предложил Никифор.

Майка хихикнула и для приличия скакнула пару раз.

Помогло.

— Ну-с, гражданка «Показуха», а теперь явите-ка нам пособие из шестой части тринадцатой речи, — повелел экрану директор.

Там побежали задумчивые темные волны.

— Да, ту самую. Про слова. Красивые и некрасивые, — уточнил он.

«Показуха» разукрасилась цветочками и травкой, изображая веселую полянку.

— Корявка, скажи плохое слово, — попросил Никифор.

Майка покраснела: «неужели он думает, что я…».

— Знаешь-знаешь, — поторопил ее Никифор. — Ну, любое!

— Мормышка! — наобум ляпнула девочка.

На рисованной полянке возникла женщина с маленьким ребенком. Они сидели на травке и блаженно жмурились солнышку.

— Мама! Мама! Я хочу летать, как птица! — закричал ребенок.

Женщина ласково ему улыбнулась и протянула руки:

— Ну, иди же сюда, мормышка ты моя…

Движение на экране замерло.

— Какой отсюда вытекает вывод? — спросил Никифор.

— Мормышка — хорошее слово, — предположила Майка.

— Да, не такое уж оно плохое. Гражданка «Показуха»?! — директор поглядел на экран.

История продолжилась. Женщина взяла ребенка на руки, тот, готовясь к полету, раскинул руки и счастливо засмеялся.

— Чего раскричались! — на экране явилась новая женщина.

Она была одинокая и от света веселого солнца выглядела злее некуда.

— Орут, понимаешь, порядок нарушают, не видите правила написаны? — залаяла она. — Нельзя тут валяться. Ходят тут всякие. Мормы-ы-ы-шка, — передразнила женщина-злюка женщину-мать. Ребенок заплакал. История кончилась: малыш застыл в беззвучном крике, на лице его мамы был написан испуг, а злюка гадко улыбалась.

— Что скажешь теперь? — спросил Никифор.

— Кажется, поняла. Мормышка и хорошее слово, и плохое.

Половинка двери, лежавшая на полу, вернулась на прежнее место — спряталась «Показуха».

— Главное в слове — не набор звуков, — сказал директор Пан. — Бывает, одно и то же слово может означать самые разные вещи.

— Знаю-знаю, — сказала Майка, вспомнив недавний урок, — «Коса» — это коса из волос на голове, в реке бывает песчаная коса, а еще смерть с косой приходит.

— Да, слова выглядят одинаково, а означают разное. Вот в чем главная трудность. Как узнать в красивом слове трухлявое нутро? Ты умеешь смотреть сквозь ореховую скорлупу?

— Нет, не умею.

— И я невооруженным глазом не умею, и никто из людей не умеет, а ты попробуй угадать, где целый орешек, а где пустышка-гнилушка.

— А вот и нет! — воскликнула девочка. — Все очень просто. Послушать можно. Если внутри бьется, значит, орешек с ядрышком.

— Майя, — Никифор посерьезнел. — Ты знаешь, что ты — гений?

Девочка смущенно потупилась.