Да, это был, наверное, самый звездный миг из всех, какие вообще могут выпасть на долю кенгуру.
И этому мигу не хватало лишь самой малости.
Неподдельного полета.
Необыкновенное чудо
Сима неловко поклонилась и, тяжело переваливаясь с лапы на лапу, отошла к стене. Гости почтительно перед ней расступались. Кенгуровая тетя была слишком чудесной, чтобы стоять у нее на пути.
— Вы спрашивали меня про заветную мечту, — девочка впервые за все время бала посмела обратиться к Приме.
— Нашлась? — раздался полнозвучный вопрос.
— Думаю, да.
— Что ж, зови.
Набираясь решимости, Майка мысленно попрощалась со всеми отличными дипломами за просто так, всеми алмазными подвесками за нечеловеческую красоту, со всеми главными обложками знаменитых журналов ради себя одной. Она попрощалась со всемирным благоденствием без труда, общим счастьем задаром и любовью на веки вечные.
«Может быть, до свидания!» — произнесла про себя фантазерка и прежде, чем приступить к задуманному, успела расслышать тихий, едва слышимый, ответ: «Будем ждать».
Оглядев замерших в ожидании гостей, Майя объявила:
— Я хочу, чтобы бедная тетя Сима обрела себя.
Ахи и вздохи разбежались по залу.
— Всего-то? — произнесла Алла Пугачева.
Она усмехнулась, но Майка расслышала в ее голосе похвалу.
— Тут, ты и сама справишься, — сказала Дива. — Раз повесила чудесный жемчуг, изволь соответствовать.
— Как?
— Молча.
Украшение на шее ребенка вновь сделалось весомым. Волшебная жемчужина подсказывала.
— ………………………? — спросила Майка.
— …………
— …!..………… ………!!! — воскликнула Майка.
— …………… — подтвердила жемчужина.
Майка вняла и…
…кенгуровая тетя послушно двинулась к ней и, благоговейно сложив хилые передние лапки, замерла у подножья лестницы.
У четвероклассницы был слишком маленький опыт в исполнении чужих желаний, но она изо всех сил старалась не подавать вида, ведь Сима ей верила.
— Будь собой! — подумала Майка, приложив все мыслимые силы.
И подул ветер — в считанный миг он набрал силу вихря, который приглушил жемчужный шепот. Все ненужное полиняло, стены расступились, отдалив от Майки и Симы многолюдье утреннего бала.
Закружившись в тугое ураганное кольцо, набравшись духу, вихрь сильно толкнул кенгуровую тетю в белую манишку. Голова ее дернулась, чепец слетел, а с мордочки сбежала обиженная гримаса.
Сима застыла, напружинилась и со скрежетом ввинтилась высоко в воздух — в самый центр маленького урагана. Она взмыла, как ракета, а, вернувшись на бальный паркет, побыла на нем лишь самую чуточку. И вновь прыжок, еще выше, еще грациозней, еще воздушней. От прежней тяжести в ней не осталось и следа. Неуклюжая кенгуровая тетя Сима сделалась прекрасно-прыгучей кенгуру.
Луч исчез, а ураган, научив кенгуру летать, вновь переродился в игривый покойный сквозняк.
— Эй, фью, — прошептал он напоследок, отдавая должное тете Симе.
Розовая жемчужина снова сделалась почти невесомой, а кенгуру, известная прежде как Сима, все прыгала и прыгала, добираясь до седьмого неба своего счастья.
Ей больше незачем было петь свои сиротские песни. Для них не осталось места.
С каждым прыжком кенгуру приметы бала возвращались на круги своя: переливчатые стены съезжались, гости наливались жизнью, а воздух в зале наполнялся ожиданием.
Наступил черед Примы.
Да!
Дива высилась на на янтарном троне, а лицо её светилось.
Алла Пугачева смотрела вперед. Она будто искала нужную волну, настраивалась, а может беззвучно что-то призывала…
Дива ждала.
Ждала и Майка в своем золотистом креслице.
Ждал и зал в темной глубине зала.
Ожидание сгустило пространство до невозможной плотности. «Пух», — разбежался во все стороны легкий звук. «Тра-та-та», — затрещали вдали невидимые бенгальские огни. Прима тряхнула огненной гривой — в ее волосах заскакали солнечные зайчики.
— Да! — грохнуло со всех сторон, и в тот же миг Алла Пугачева раскинула руки.
Рукава-крылья взметнулись.
Огромные тени упали на зал.
Прима запела.
Она пела так, что ее могли не слышать, а лишь чувствовать. Замерев, гости пленялись, ей поддавались, как невидимой магнитной буре, как силе полной луны, как ураганам на солнце.
Теперь Дива была похожа на глыбу льда, величественно вздымающуюся над земным и бренным. В ней было столько могущества, что голос ее легко преодолевал звуковой порог, а пение становилось больше, чем звучащим голосом. Оно представлялось обещанием новых миров, иной жизни, особого бытия…
…неизвестно, сколько длилось сверхзвуковое пение. Этого не поняла даже Майка, хотя она была, кажется, единственной в зале, кто мог не только внимать, но и видеть.
В памяти девочки остался блистательный уход Дивы. На миг вернув голосу звук, Алла Пугачева вновь вымолвила «Да!». Ее белоснежный наряд вспыхнул. Огненный обруч побежал снизу вверх. На глазах у зачарованной публики видение Примы посерело, исказилось и растаяло в тончайшую пыль, которая с тихим шепотом опала к ногам ребенка.
Вздох восхищения пробежался по залу. Церемонное сожжение свершилось.
В Майкину пользу.
Осенний поцелуй
Было ни рано, ни поздно, а в самый раз.
— Вольно! — объявила Майка окончание утренника.