Призвание: маленькое приключение Майки

— Счастья большого, красоты неземной, любви до гроба, мира во всем мире — да чего хочешь. Откуда мне знать, какая у тебя заветная мечта. У тебя есть заветная мечта?

Прима уставилась Майке прямо в глаза, добираясь, кажется, до самого донышка девочкиной души.

— Э, как у тебя там все перемешано, и новые мечты, и старые, и даже совсем ветхозаветные, — сказала Дива после некоторого молчания. — Ты уж определись, доча, о чем мечтать. В таких делах ясность нужна. Знать надо, куда идти и чего добиваться.

Смешливые упреки Майка слушала, чувствуя, как ее щеки заливаются румянцем. Вот, может, самый главный миг ее жизни настал, а она ничего толком сказать не может. Как дурочка.

— Ну-ну, у нас еще есть время, — утешила Прима. — Ведь команды не было…

Ослепительный луч рванулся от девочки к Диве.

Розовая жемчужина ожила.

Прима восстала из пены.

Жизнь в розовом…

Майка прежде и думать забыла, что на ее шее болтается шнурок с шелковисто мерцающим шариком — ведь к красоте привыкаешь быстро, если не знаешь ей цены.

Сейчас жемчужина сделалась горячей и тяжелой. Она пробивала пространство розовым лучом.

Достигнув Примы, возвышавшейся над пеной, луч затвердел и с тихим, будто электрическим гудением стал шириться вверх и вниз. Образовав что-то вроде нервной тонкой стены, свет резко разошелся во все стороны, залив собой мраморную площадку.

Ни единый предмет не утерял прежней видимости, но стал теперь гораздо красивее.

Для Майки началась новая жизнь — в розовом.

Платье ее само собой закоробилось, пошло волнами и воланами, вдруг облегчаясь, делаясь тонким, воздушным и танцующим. В один момент форменный наряд преобразился в знак, который станет для Майки фирменным на ближайшую вечность.

Да, она выглядела самой нарядной школьницей, какую себе только можно представить.

Гимназистка четвертого «А» стала предметом обожания.

Правда, сама Майка об этом не догадывалась. Она лишь придирчиво осматривала преображенное платье и — ох, уж эти современные дети! — не слишком удивлялась. Было бы странно, попав к Алле Пугачевой, так и остаться прежней серой мышкой.

Стоит сказать, что топ-моделью девочка, конечно, не сделалась. Кроме платья, в ней все осталось прежним — и тощие косички, и ножки-спички, и маленький рост. Но в Постороннем мире царили свои законы.

— Вах, — Никифор учтиво поклонился. — Рад приветствовать вас, Ваше Внучатое Преосвященство!

Теперь его торжественность была непоказной, а самой настоящей, будто Майка подросла и стала если не самой Аллой Пугачевой, то, хотя бы ее бедной родственницей.

— Цыц, — прикрикнула на служку Дива, будто он выболтал что-то лишнее.

Прима уже выбралась из ванны и теперь сидела на стульчике, распространяя вокруг себя облачка пены.

— Особые пожелания к наряду имеешь? — осведомилась она.

Майка потупилась, боясь высказать чаемое.

Понимающе улыбнувшись, Прима хлопнула по колонне-тумбочке. Потайная дверца распахнулась и оттуда, на серебряном блюде выехали две вазочки, оказавшиеся хрустальными туфельками как раз небольшого Майкиного размера.

— Семейный раритет, — пояснила Дива. — Плясать не будешь — чтоб ног не поломать. Сиди, улыбайся, смотри и думай. Все понятно?

— Понятно, — пролепетала Майка.

— Думай, что говоришь, говори, что думаешь, — добавила Алла Пугачева. — А теперь давай.

— Что?

— Кричи.

— Как?

— Как хочешь, — пожала плечами Прима. — Как можешь. Как знаешь. Как тебе удобнее. «Как» в балах не главное, — голос Дивы зазвучал по-волшебному полнозвучно. — Главное в балах — кто…

Она знала, о чем говорила.

Взгляд Аллы Пугачевой заставил Майку вытянуться в струнку.

— Раздайся, бал! — огласила она.

И началось.

Бал²

И была музыка, звучавшая сама по себе. И были танцы, плескавшиеся во всех концах огромного зала. Сияли розовые лампы, невидимый оркестр играл вальс, а кавалеры во фраках, смокингах и костюмах в талию кружили дам, наряженных в ажурные платья с голыми спинами и рукавами фонариком.

Майка сидела в особом креслице без ножек — янтарная капля креслица висела на прозрачной леске, от чего казалось, что она парит в воздухе, забыв о притяжении. Прима находилась рядом. Она восседала в капле-кресле размером побольше. Пена с ее большого платья с рукавами-крыльями еще не везде отпала, но была заметна лишь вблизи: многочисленным гостям, кружившимся у подножья лестницы, примадонна являла ослепительную белизну.

Алла Пугачева была здесь Дивой, а Майка Яшина — Дивочкой. Второй по важности персоной.

Только сейчас, в свете бальных огней, в грохоте музыки, во взрывах смеха и шуршании множества бальных туфелек, Майка поняла вдруг, что лестница, которую ей выпало венчать, была непростой: красновато-желтой внизу, золотистой посередине и почти белой, на кончике. Ни дать, ни взять — переливчатый парус огромного корабля.

Майка будто увидела себя со стороны. Ей представилось, что ослепительный парусник мчится в чудесную даль по морю из танцующих пар, сквозь голоса и прекрасную музыку.

А ведут его две янтарные капли.

Алла Пугачева и Майя Яшина. Две Впередсмотрящие.

Впередсмотрящая Великая Прима и Впередсмотрящая Внучатая Примочка.

ВВП².